2024 Том 15 №1

Целью дискуссии было выявление взаимоинтерпретирующих механизмов, обеспе­чивающих интерфейс между текстом и контекстом (языком и миром, языком и культурой, языком и социумом). Это многоуровневая и связанная отношениями ин­версии и рекурсии система систем-интерфейсов, названная нами прагмасемантикой. Она выступает также как платформа-интерфейс соотнесения / преобразования внутрисистемных смысловых единиц и экстралингвистических объектов на множе­стве возможных миров. Эта платформа наделена аутопойэтическим потенциалом порождать новые операциональные системы-интерфейсы, а также текстуализованные структуры операций и интерпретаций (инструкции, память, рефрейминг). Порож­дение значения выступает как результат взаимодействия платформы-как-системы с платформой-как-контекстом, учитывая возможность того, что одна порождает и детерминирует операциональный потенциал другой, действуя как рекурсивная петля или лента Мёбиуса. Особую значимость имеет связь между субъектностью и семиози­сом смыслообразования, в котором ключевую роль играют текстуализация и оязыков­ление. Означаемое порождается означающими, структуры которых, будучи сформи­рованы взаимодействиями и практиками, воспроизводят эти процессы. В сложных системах (биологических и др.) возникает возможность саморепликации за счет ре­курсивной самоинтерпретации. Тем самым субъектность выступает как своего рода универсальный интерфейс, реализующий смену контекстов, их взаимодействие, по­рождение возможных новых, обеспечивая прокреативность и преадаптивность систе­мы, ее устойчивость и развитие.

The discussion aims to identify the interpretive mechanisms that provide an interface be­tween text and context (between language and the world, language and culture, language and society). It is a multi-level system of interfaces connected by inversion and recursion relations and operations. We identify this system as a pragmasemantics. It also acts as an interface platform for correlation/transformation of intra-system semantic units and extralinguistic objects within a set of possible worlds. At the same time, this platform is endowed with the autopoietic potential to generate new operating interfaces systems, as well as textualized structures of operations and interpretations (instructions, memory, reframing). The genera­tion of meaning is the result of the interaction of the system platform with the platform-as-context, due to the possibility that one generates and determines the operational potential of the other, acting a recursive loop or Möbius strip. The connection between subjectivity and meaningful semiosis is crucially important due to the key role of textualization and langua­ging. The signified are reproduced by signifiers and thus generate those processes that are structured by interactions and other practices. In complex systems (biological and beyond), the possibility of self-replication arises through recursive self-interpretation. Thus, subjectivi­ty acts as a kind of universal interface that determines the change of contexts, their interac­tion, the generation of possible new ones, ensuring the pro-creativity and pre-adaptability of the system (its stability and development.

Издание «Отдельные записи 1965—1989 годов» открыло читателям стихи В. В. Би­бихина на случай как инструмент понимания закономерностей культуры. В записях Бибихин обсуждал становление канонов национальной поэзии и неожиданные его фак­торы, в стихах имитировал поэтику русских поэтов, окруженных ореолом мифа, заменяя при этом моралистическое содержание на экзистенциальное. В этих домаш­них стихах обсуждается этико-метафизический вопрос, как возможно присутствие в бытии, которое не будет гордыней или нарушением чужих прав.

Ключом к поэтике этих стихов становятся размышления Бибихина о соотноше­нии стиха и прозы в период становления национальных литератур: он настаивает на беспредпосылочности распределения форм стихотворного и поэтического высказыва­ния, политическом конструировании как источнике национального языка и на роли телесных привычек, таких как ходьба, бег, плавание, открытие которых при выполне­нии культурно-миссионерской национальной программы порождает как устойчивые формы стиха, так и новые жанрово-тематические комплексы. Записи показывают, как стихотворчество позволило ему вскрыть изнанку мифа о поэте, показав роль кон­цептуализаций в становлении творческой индивидуальности и ассоциирующегося с ней ритма.

Общее рассмотрение стихового знаточества и стихотворчества Бибихина поз­воляет ответить на ряд связанных вопросов: как в позднесоветской независимой фи­лософии понималось начальное действие культурного творчества, не предрешенное, но имеющее в виду универсальную форму социальной организации; как герменевтические усилия были направлены на метакритику социальных ритуалов; как сочинение стихов позволяло объяснить закономерности потребления текстов в разные периоды, а зна­чит, специфику переломных эпох в культуре как эпох проблематизации такого по­требления.

The publication of «Selected Records from 1965 to 1989» has exposed the reader to poetry of Vladimir Bibikhin’s poetry as a key to understanding the patterns of culture. In these rec­ords, Bibikhin discussed the formation of the canons of national poetry and its peculiarities. In his poetry, Bibikhin emulated the poetic style and essence of Russian poetry, surrounded by the aura of myth and replacing moralistic content with existential themes. These poems delved into the ethical-metaphysical question of how presence in existence is possible without arro­gance or violation of the rights of others. Bibikhin reflected on the relationship between poetry and prose during the formation of national literatures. He insists on the non-conditionality of the distribution of forms of poetry and poetic expression, political construction as a source of the national language, and the role of bodily movements, such as walking, running, and swimming. The exploration of these movements, discovered during the implementation of a cultural and missionary national programme, gives rise to both stable forms of verse and new genre-thematic complexes. The Records demonstrate how poetry allowed the poet to unveil the underside of the myth of the poet, revealing the role of conceptualizations in the development of creative individuality and the associated rhythm. A comprehensive examination of Bibikhin's expertise in verse and his poetry addresses several related questions: how late Sovi­et independent philosophy initially interpreted cultural creativity, not predetermined but aimed at the formation of universal social organization; how hermeneutic efforts were directed towards metacritique of social rituals; and how composing verses helped explain the regulari­ties of text interpretation in different periods, thus elucidating the specificity of pivotal epochs in culture as eras of problematizing this interpretation.

Представлен анализ прямых и переносных употреблений, образных трансформа­ций лексемы сумерки в русской поэзии на протяжении более полутора веков ее разви­тия: материалом, выбранным для лингвопоэтического анализа, послужили контек­сты, содержащие лемму сумерки в поэтическом корпусе НКРЯ и относящиеся к 1756—1917 годам. Первая дата совпадает с первой фиксацией выбранной лексемы по данным корпуса, вторая условно завершает период Серебряного века русской лирики. Цель лингвопоэтического анализа — выявление тенденций образно-символического использования и индивидуально-авторского переосмысления слова сумерки поэтами разных литературных методов, направлений и школ (барокко, классицизма, сенти­ментализма, романтизма, реализма, модернизма). Анализ позволяет прийти к следу­ющим выводам: 1) лексема сумерки используется в поэзии в прямо-номинативном словарном значении для создания лирического хронотопа и пейзажных зарисовок; в этом случае актуализирующийся в художественном тексте смысл оказывается не всегда аналогичен словарному лексическому значению ‘период суток после захода солнца или перед его восходом’ (например, в случае олицетворения и перифрастических пере­именований типа ведьма сумерек или сумерек монах); 2) образно-символические смыслы в поэзии приобретают особую активность в период Серебряного века, обога­щая узуальную семантику разнообразными «расширениями» и трансформациями при переносном употреблении для характеристики переходных состояний мира, истории, сознания; 3) тропеические контексты оказываются преобладающими и демонстриру­ют широчайшие синтагматические и функционально-семантические возможности лек­семы сумерки в русской поэзии.

The article provides an in-depth analysis of both direct and figurative usages, as well as the figurative transformations of the term 'twilight' in Russian poetry spanning over a cen­tury and a half of its evolution. The linguistic and poetic examination focuses on contexts featuring the lemma 'twilight' within the poetic corpus of the Russian National Corpus, spe­cifically those related to the period from 1756 to 1917. The chosen timeframe aligns with the initial recording of the selected lexeme, as per corpus data, with the second date serving as a conditional endpoint corresponding to the conclusion of the Silver Age of Russian lyrics. The aim of the linguistic and poetic analysis is to discern patterns in the figurative and symbolic utilization, as well as the individual reinterpretation of the term 'twilight' by poets across various literary methods, trends, and schools, including baroque, classicism, sentimentalism, romanticism, realism, and modernism. The conducted analysis leads to the following conclu­sions: 1) The term 'twilight' is employed in poetry in its direct-nominative dictionary sense, contributing to the creation of a lyrical chronotope and landscape sketches. In this context, the meaning actualized in the literary text may deviate from the dictionary lexical definition, such as in cases of personification and periphrastic renamings like 'twilight witch' or 'twi­light monk.' 2) Figurative and symbolic meanings in poetry become notably prominent dur­ing the Silver Age. This period witnesses an enrichment of the conventional semantics, with vari­ous "extensions" and transformations occurring when the term is used figuratively to charac­terize transitional states in the realms of the world, history, and consciousness. 3) Tropic con­texts prevail, showcasing the broadest syntagmatic and functional-semantic possi­bilities of the lexeme 'twilight' in Russian poetry. These contexts demonstrate the extensive range of fi­gurative applications and symbolic nuances associated with the term.

В постреволюционный период идеологическое освоение населением новой полити­ческой лексики вынудило советскую власть взять на себя роль интерпретатора и включиться в процесс семантизации новых понятий с помощью средств массовой ин­фор­мации и художественной литературы. В то же время потребовался пересмотр ус­то­явшихся концептов с тем, чтобы вписать их в новую картину мира «советского че­ловека». Перемены в семантической структуре религиозной лексики как идеологиче­ски маркированной отражали изменение основных ценностей советского общества. В ста­тье на основе компонентного и контекстологического анализа исследуется про­цесс целевой семантизации ключевых понятий антирелигиозной кампании Н. С. Хру­щёва 1958—1964 годов — «сектант» и «баптист». В ходе кампании детской аудито­рии навязывался с помощью средств массовой информации и агитационной литера­туры набор семантических признаков слова в рамках идеологической конъюнктуры. Анализ языкового материала газеты «Пионерская правда», детских журналов «Пио­нер» и «Ко­стер», а также ряда произведений детской литературы показывает, что специфика це­левой аудитории (дети школьного возраста) обусловила создание семан­тических при­митивов за счет радикального сужения семантики слов «сектант» и «баптист». За­действованные языковые средства, такие как новые лексические пары «сек­танты-баптисты», «фанатики и изуверы» и «диверсанты и злодеи», а также язы­ковые мар­ке­ры цвета, звука, внешности, возраста и локации, позволили создать не­га­тивный об­раз верующего протестантской конфессии и в конечном итоге превра­тить понятия «сектант» и «баптист» в политический ярлык.

In the post-revolutionary era, the population's adoption of a new political vocabulary demanded the Soviet authorities to play the role of the interpretant. They engaged in the pro­cess of assigning meanings to new concepts through mass media and fiction. Simultaneously, established concepts had to undergo reshaping to align with the new worldview of the 'Soviet citizen’. The transformation of the semantic structure of religious vocabulary, ideologically marked, reflected the shift in the fundamental values of Soviet society. This article, employing component and contextual analyses, explores the target semantization process of key concepts during Khrushchev's 1958—1964 anti-religious campaign, specifically focusing on 'sektant' and 'baptist'. Through mass media and propaganda literature, a set of semantic features for these terms was imposed on the children's audience in ideological contexts. The analysis of linguistic material from numerous sources such as the newspaper Pionerskaya Pravda, Pioner and Koster children's magazines, and selected works of children's literature reveals that the target audience — school children — led to the emergence of semantic primitives. This in­vol­ved significantly narrowing the semantics of the words 'sektant' and 'baptist.' Linguistic tools such as new lexical pairs ('sectarian-Baptist,' 'fanatics and bigots,' 'subversives and villains') and linguistic markers related to colour, sound, appearance, age, and location were employed. These tools helped develop a negative image of a Protestant believer and ultimately transformed the concepts of ‘sectant’ and ‘baptist’ into political labels.

Предпринята попытка обобщить лингвокультурологические причины возникно­вения множественных названий одного объекта (явления полиноминативности) на примере топонимов. Рассмотрены следующие факторы, обусловливающие возникнове­ние полионимов: 1) лингвосоциокультурные, ведущие к формированию подсистем на­зва­ний официальных и неофициальных, общеупотребительных и ограниченной сферы употребления, нейтральных и коннотативно окрашенных; 2) лингвогеокультурные, способствующие маркированию объектов в соответствии с культурно значимыми оп­по­зициями «близкий — дальний», «левый — правый» и т. п., а далее транслирующие би­нарные характеристики «свой — чужой», «хороший — плохой» и др.; 3) лингвоэт­но­культурные, определяющие особенности взаимодействия и взаимовлияния онома­сти­ческих систем разных этносов, сосуществующих (присутствующих) на одной тер­ритории; 4) лингвопрагматические, обеспечивающие мультипликацию ономасти­ческих единиц и подсистем в каких-либо утилитарных целях, в том числе с позиций культуры; 5) лингвокогнитивные, обеспечивающие появление «двойных» наименова­ний, которые отражают индивидуальные или коллективные особенности мировоззрен­че­ской модели. Очевидно при этом активное взаимодействие различных факторов в конкретных исторических, социальных, культурных условиях. Перспективно изуче­ние принципов интеракции таких факторов. Особенно значимы в этом аспекте до­стижения в ономастической этнолингвистике, важны проекты в области компью­терной лингвистики. Перед исследователями обсуждаемой в статье тематики сто­ит множество нерешенных вопросов.

The article attempts to analyze the linguocultural factors contributing to the phenome­non of polynominativity—multiple names for a single object. This investi­gation employs top­onyms as a case study. The exploration delves into several key factors that give rise to poly­onyms: 1) linguosociocultural factors: these factors play a pivotal role in shaping subsystems of names, encompassing both official and unof­ficial, widely used and niche terms, as well as neutral and connotatively charged expressions. 2) linguogeocultural factors: they contribute to the differentiation of objects based on culturally significant oppositions such as ‘near-far’, ‘left-right’, and subsequently transmit binary characteristics like ‘own-alien’,’ ‘good-bad’, among others. 3) linguoethnocultural factors: these factors elucidate the intricacies of the in­teraction and mutual influence of onomastic systems from different ethnic groups coexisting within the same geographical space. 4) linguopragmatic factors: these factors drive the multi­plication of onomastic units and subsystems for utilitarian purposes, including cultural con­siderations. 5) linguocognitive factors: they lead to the emergence of ‘double’ names that mir­ror individual or collective features of a particular worldview model. It is evident that these factors interact dynamically within specific historical, social, and cultural contexts. The study of the intricate interplay between these elements holds promise, and advancements in onomas­tic ethnolinguistics, coupled with developments in computational linguistics, are par­ticularly noteworthy. Despite progress, researchers tackling this thematic area are confronted with numerous unresolved questions.