2023 Том 14 №3

Статья посвящена отношению М. Хайдеггера, А. Ф. Лосева и Х. Ортеги-и-Гас­сета к возможности и необходимости перевода философских текстов. Концепция неперевода — это признание невозможности адекватного воспроизведения философ­ского текста на другом языке при сохранении его целостности. Особенно интересны­ми для сопоставления представляются концепции и практики перевода / неперевода в работах, написанных в одно и то же время (1920—1940-е годы), в которых обнаружи­вается немало точек соприкосновения. Все три философа отрицают конвенциональ­ный перевод, предлагая вместо этого мыслить все обыденные слова как философские понятия. Несмотря на то, что в результате подобного подхода текст может пока­заться противоречащим привычным нормам, философы настаивают на необходимо­сти нарушения конвенции. Оппозиция перевод vs неперевод соотносится как с много­язычным обликом текста, так и с проблемой иерархии языков, а также с отношением к переводу чужих и своих текстов. Лосев и Хайдеггер используют технику ретро­спективного перевода, подразумевающую этимологизацию или контекстуализацию текстов более древних, чем текст переводимый; этимологизацию (наряду с коммен­тарием) понимает как способ переноса идеи в иную культурную систему и Ортега-и-Гассет, называвший человека «этимологическим животным». При интерпретирую­щем пере­воде Лосева чужие переводы или переводы на другие языки рассматриваются как ин­терпретации и превращаются в объект изучения. Если Хайдеггер неоднократно вы­ступает с критикой понимания языка как коммуникации, а Ортега-и-Гассет за­нимает прин­ципиально антикоммуникативную позицию, то у Лосева, напротив, на коммуника­ции сделан акцент. Лосев и Хайдеггер оперируют понятием ясности: пер­вый последо­вательно идет к достижению максимальной ясности, используя апофати­ческие тех­ники отсечения нерелевантных интерпретаций значений, но ясность для него — это скорее пропедевтическая задача; второй не ставит задачу достижения ясности, а ис­пользует технику бесконечного прояснения. Оба подхода позволяют по­ставить во­прос, применим ли критерий научности к переводу философского текста.

Перевод рассматривается под углом зрения семантики возможных миров. Целью данного исследования является установление возможностей образа путешествия по мирам в переводческой практике. Особое внимание уделяется случаям расхождения между миром оригинального текста и миром переводного текста. Например, когда в тексте перевода субъюнктивные формы, обязательные в языке оригинала (во француз­ском), приходится заменять формами индикатива, более обычными в целевом языке (например, в русском). Внешне это выглядит как трансформация высказывания о воз­можном в высказывание о действительном. Анализируются техники передачи фран­цузских вставок, в большом количестве присутствующих в русском оригинале романа Л. Н. Толстого «Война и мир», на целевой (французский же) язык во французском из­дании. Показывается, что понятие «переводимость языка» в постулате о взаимопере­водимости языков не совпадает с понятием «переводимость текста», имеющим гра­дуальный характер и зависящим от внешних и внутренних функций адаптации тек­ста в различных культурах контекстуализации — традициях, модах и т. п. Пред­ставление о переводе как о путешествии по мирам включает и разграничение между сиюминутным представлением о реальных мирах автора оригинала, переводчика и адресата переводного текста в их социокультурной данности.

В статье рассматривается полимодальное поведение синхронных переводчиков в моменты «неперевода» — нарушения беглости перевода, связанного с разного рода за­труднениями. Анализируются аннотированные в программе ELAN видеозаписи 24 переводчиков, осуществляющих синхронный перевод научно-популярной лекции TED talk на биологическую тему с английского языка на русский. На основе количе­ственных и качественных данных о распределении жестов с моментами «неперевода» показано, что референтные (репрезентирующие и указательные) жесты служат для компенсаторного усиления связи между несколькими системами координат, в кото­рых одновременно существует переводчик: системами координат референтных собы­тий, коммуникативной ситуации текста-источника и физического коммуникатив­ного пространства переводчика, ограниченного синхронной кабиной. Репрезентирую­щие жесты указывают на первые две системы координат благодаря нескольким моду­сам репрезентации — прорисовыванию, лепке, удержанию, а также разыгрыванию и воплощению. Указательные жесты помогают переводчику организовывать в простран­стве сущности, о которых идет речь, интегрируя тем самым систему координат референтных событий и физическое пространство вокруг переводчика.

В 1927 году Назым Хикмет написал несколько стихотворений, в основу которых легли его впечатления от поездки в Баку. Они вошли в сборник «Песня пьющих солн­це» (1928) и были в скором времени переведены на русский язык. Бакинский цикл стал одной из первых попыток символического изображения нефти в русской поэзии, во многом предвосхитив позднейшую поэтику нефти, которая полноценно разовьется только в 2000-е годы. На эти стихи Хикмета можно смотреть как на одну из первых попыток философской концептуализации нефти, которая десятилетия спустя на­шла масштабное воплощение в «философском романе» «Циклонопедия» Резы Негаре­стани, где нефть стала обозначением нового типа субъекта, одновременно текучего и взрыво­опасного. С другой стороны, образ нефти будет играть ключевую роль в одно­именной поэме Алексея Парщикова, где также можно уловить эхо бакинских стихов Хикмета. Для всех авторов нефть выступает радикальным выражением логики непе­рево­да: это спрессованная память о древности, к которой невозможно получить пря­мой доступ; ее тайну невозможно раскрыть, потому что в каком-то смысле она не содер­жит тайны. Подобная парадоксальная семиотика нефти приводит всех троих авто­ров к идее о чуждости нефти человеческому миру и ее особой античеловеческой агент­ности.

Анализируется феномен неперевода в текстах поэтов-билингвов, которые осу­ществляют самоперевод на идиом доминирующей, «большой» традиции (путунхуа / русский). Неперевод реализуется в условиях усиленной языковой рефлексии его авторов и служит маркером особой аффективной связи с идиомом, находящимся в слабой по­зиции. Парадоксальным образом попытка расширения читательской аудитории за счет перевода на «большой» идиом в то же время опирается на стратегию неперевода. Неперевод захватывает наиболее содержательно нагруженные элементы стихотворе­ния, которые служат в оригинале знаком инаковости соотносимой с текстом куль­турной традиции. В этом смысле неперевод носит перформативный характер, так как само его производство подчеркивает критически важное различие и размеже­вание языковых и культурных традиций.

«Пизанские Cantos» Эзры Паунда представляют собой несколько раз переписанный и написанный поверх предыдущих редакций многослойный палимпсест, где неперевод цитат, изречений и заголовков становится эстетически значимым приемом. Более молодые ветви сложной поэзии после 1945 года, с одной стороны, преодолевают то­тальный проект Паунда, с другой — наследуют ему через этот «разрыв». В рамках настоящей статьи будет рассмотрено, как непрозрачная поэзия (language writing, метареализм и новейшие течения) использует неперевод и непереводимое для выраже­ния соответствующей этому разрыву политической и онтологической проблемати­ки. Так, в «Черновиках» Рэчел Блау ДюПлесси палимпсест обнажает само разверты­вание языка, письма, «следа» других языков, которое развивается вместе с оптикой исследования письма и расшатыванием господствующих иерархий поэтической субъ­ективности и художественной формы. В поэзии метареалистов Аркадия Драгомо­щенко и Алексея Парщикова неперевод служит способом создания палимпсеста-мар­ги­налии, структурируя восприятие переплетения образов как через донорский текст, так и через трансформацию его мотивов. А дискоммуникативный палимп­сест поэмы Ека­терины Захаркив «хироо онода» строится на нерепрезентирующей функции непе­ревода, когда столкновение разных языков, цитат и отсылок создает как затруднен­ность восприятия, так и коммуникативные разломы в повествовательной ткани произведения. Таким образом, статья представляет собой попытку вывести точки на контурной карте поэтических практик, показывающие как становление отличного от мультилингвизма способа межъязыкового взаимодействия внутри тек­ста, так и спо­собы наследования через разрыв сложной и неоднозначной природе «Cantos» Эзры Паунда, породивших не только новый тип модернистского эпоса, но и особый тип поэ­ти­ческого палимпсеста.

В статье исследуются принципы и способы построения дискурса, складывающего­ся при уникальном стечении целого ряда факторов как социокультурного, так и линг­вистического свойства в пространстве европейского мегаполиса. Его участниками оказались представители первой и второй волны русской эмиграции — видный писа­тель русского зарубежья Гайто (Георгий Иванович) Газданов и начинающая журна­листка Фатима Салказанова, которых судьба свела в 1960-е годы в Париже, на работе в русской службе радио «Свобода»[58]. Сохранились устные воспоминания Салказановой, согласно которым после того, как они были представлены друг другу, в течение после­дующих шести месяцев Газданов не проронил в общении с ней ни единого слова, однако затем как ни в чем не бывало первым заговорил с ней, посоветовав купить новые часы. Основным предметом рассмотрения становится уяснение стратегии построения этого «бессловесного» дискурса, выяснение условий его протекания, а также его меха­низма и исторических предпосылок как в лингвистическом, так и в историко-культурном аспекте, его языковая атрибуция и общий смысл. Сам дискурс при этом трактуется как рецидив архаического ритуального молчания, практиковавшегося в осетинских патриархальных семьях в качестве одного из элементов речевого этикета. За счет этой реликтовой языковой практики, восходящей к индоевропейской архаике и представляющей собой одно из проявлений обряда перехода, они, будучи осетинами по своему происхождению, в силу объективных обстоятельств не владевшие родным языком, обеспечивали демонстрацию своей культурной идентичности. Представля­ется, что важнейшим условием подобного речевого поведения следует признать место и время его протекания, когда вынужденная эмиграция в Европу становится факто­ром не только консервации архаических моделей речевого этикета, но также и их не­произвольной актуализации.

В статье рассматривается вопрос о восприятии «редких» и «распространенных» языков через литературные переводы. Исследование проводится на материале изда­тельства De Bezige Bij в Нидерландах, сравниваются периоды 2010—2013 и 2020—2023 годов. Значительный рост роли переводчиков отражается в повышении доли пе­реводов в издательстве. Отмечается увеличение числа языков-источников для перево­да, уменьшение доли английского языка. Появились переводы с французского, итальян­ского, немецкого, португальского и японского, скандинавских языков. Сравнение с рос­сийским издательством Polyandria в 2020—2023 годах позволяет выявить общие и различные языки-источники. Оба издательства переводят на датский, финский и французский языки примерно одинаковый объем литературы. Российское издатель­ство больше представляет норвежский и японский, в то время как нидерландское вы­пускает больше переводов с немецкого, шведского, турецкого и итальянского; в опыте первого также есть переводы с исландского, албанского, корейского и хорватского язы­ков, а в опыте второго — с иврита, румынского и португальского. В практике обоих издательств представлено всего 20 языков-источников — небольшое число, если учи­тывать мировое многообразие языков. Сравнение объемов языков-источников также показывает различия в предпочтениях. В Нидерландах выбираются языки централь­ной Европы, а в России — норвежский и исландский. Эти различия могут быть обу­словлены стоимостью прав на произведения, предпочтениями редакторов и доступно­стью переводчиков. Результаты анализа указывают на то, что ни типологическое сходство языка-источника и языка-перевода, ни соотнесенность с определенной груп­пой языков не оказывают влияния на предпочтение перевода книг с данного языка, что подчеркивает важность социокультурных факторов.