2019 Том 38. №4

В центре обсуждения — рецепция философии Платона, в частности его теории идей, в кантовской моральной философии, этике и учении о праве. Сам Кант считал себя последователем платонизма ввиду того, что его волновали антиэмпирические принципы человеческого поведения, хотя его собственная версия практического рационализма значительно отличается от платоновской. Это относится и к кантовской концепции свободы и прав человека. Наибольшее влияние на моральную философию Канта, согласно учению о двух мирах, оказали понятия mundus sensibilis и mundus intelligibilis, которые восходят не к самому Платону, а к еврейскому платонику Филону Александрийскому. Кант переосмыслил это учение, приняв умопостигаемый мир как моральный мир, состоящий из свободных разумных субъектов, которые должны трансформировать эмпирический мир человеческого общества и истории в соответствии с нормами и стандартами моральных законов. Предполагалось, что это будет программа реформы морали в мире людей применительно и к индивидуальной морали, и к космополитической задаче построения международного порядка правовых институтов. Практический платонизм Канта требует создать моральный мировой порядок через человеческие поступки, диктуемые чистым практическим разумом.

At the centre of discussion lies the reception of Plato’s philosophy, particularly his theory of Ideas, in Kant’s moral philosophy, his ethics and his doctrine of right. Kant saw himself as a follower of Platonism insofar as its anti-empiri­cist principles of human conduct are concerned, although his own version of practical rationalism differs considerably from Plato’s. This is also true of Kant’s conception of freedom and of human rights. The greatest impact on Kant’s moral philosophy is due to the doctrine of the two worlds, the mundus sensibilis and the mundus intelligibilis, which did not originate in Plato himself, but in the Jewish Platonist Philo of Alexandria. Kant reinterpreted this doctrine by taking the intelligible world as a moral world consisting of free rational agents who ought to transform the empirical world of human society and history according to the norms and standards of moral laws. This was meant to be a programme for a moral reform of the human world, both with regard to individual moral­ity and to the cosmopolitical task of the establishment of an international order of legal institutions. Kant’s practical Platonism insists on the creation of a moral world order through human actions that take their lead from pure practical reason.

На основе изучения истоков кантовского термина Gesinnung и обзора проблем его перевода на английский язык, представленных в первой части статьи, исследуются те новации, которые привносятся Кантом в истолкование данного понятия в критический период. В «Критике практического разума» к таковым относятся вопросы явленности умонастроения в чувственно воспринимаемом мире, метода установления и культуры истинно морального умонастроения, а также проблема неизменности умонастроения в прогрессе к добру. В «Религии в пределах только разума» новыми оказываются тезисы об умонастроении как внутреннем субъективном принципе максим, о добродетели как свидетельстве наличия умонастроения, о поступке как явлении умонастроения, о непостижимости умонастроения и его ноуменальном, сверхчувственном характере, о врожденности умонастроения в смысле его обретения не во времени, а именно в форме принятия свободным произволением, о единичности умонастроения и его неделимости на периоды, о революции в умонастроении в отличие от реформы эмпирического характера, о создании нового человека в отличие от ветхого как результате революции в умонастроении, о связи революции в умонастроении с «обращением» и вторым рождением. После обсуждения проблемы различения в переводах кантовских терминов Gesinnung и Denkungsart, а также обзора всех имеющихся вариантов перевода кантовского понятия Gesinnung на русский язык (стремление, наклонность, намерение, добродетель, добродетельность, убеждение, чувствование, образ мыслей, мысли, настроение, настроенность и умонастроение) автор приходит к выводу о том, что для русских переводов кантовских сочинений критического периода лучше всего подходит унифицированный вариант «умонастроение».

The sources of Kant’s term Gesinnung and a review of the problems of its translation into English were presented in the first part of this article; the second part examines the novel features that Kant brings to the interpretation of this concept in the critical period. In the Critique of Practical Reason these include the questions of manifestation of Gesinnung in the world, apprehended through the senses, the method of establishing and the culture of truly moral Gesinnung, as well as the problem of the immutability of Gesinnung in the progress towards the good. The new theses that appear in Religion within the Bounds of Bare Reason are Gesinnung as the internal subjective principle of maxims, on virtue as evidence of the presence of Gesinnung, on act as a manifestation of Gesinnung, on the unintelligibility of Gesinnung in its noumenal, suprasensible character, on the innateness of Gesinnung in the sense that it exists not in time, but in the form of its acceptance by free expression of the will, on the singleness of Gesinnung and its indivisibility into periods, on revolution in Gesinnung as distinct from empirical reform, on the creation of the new human being as distinct from the ancient one as a result of the revolution of Gesinnung, on the link between the revolution in Gesinnung and “conversion” or second birth. After discussing the problem of distinguishing the terms Gesinnung and Denkungsart in translation as well as a review of all the existing variants of translating Kant’s concept of Gesinnung into Russian (aspiration, inclination, intention, virtue, virtuousness, conviction, attitude, mode of thinking, thoughts, mood, disposition and umonastroenie), the author comes to the conclusion that the uniform variant umonastroenie is best suited for Russian translations of Kant’s works.