2015 Выпуск №2(52)

Трансцендентальная философия (трансцендентализм) Канта нацелена на исследование как человеческого способа познания в целом (В 25), так и отдельных видов нашего познания с целью обоснования их объективной значимости. Задачей данной статьи стала экспликации кантовского понимания (resp. обоснования) абстрактного характера математического знания (познания) как «конструирования [из] понятий» (см.: «конструировать понятие — значит показать a priori соответствующее ему созерцание»; (A713/В 741)), основательность которой «зиждется на дефинициях, аксиомах и демонстрациях» (A726/В 754). Математические предметы, в отличие от конкретных «физических», имеют абстрактный характер (a-объекты vs. the-объекты) и вводятся (задаются) посредством принципа абстракции Юма — Фреге. Кант на основе своего учения о схематизме развивает оригинальную концепцию абстракции: кантовские схемы выступают как способы построения (конструирования) математических предметов, как «действия чистого мышления» (В 81). Исследуется онтологический статус математических абстракций и выделяется три возможных онтологии — понимание математических предметов/абстракций: 1) как полноценных предметов (вещная онтология; «полнокровный платонизм»); 2) как субстантивированного набора свойств (онтология свойств; Э. Залта); 3) как отношений (реляционная онтология; теория категорий, структурализм).

На материале недавно впервые опубликован¬ной на русском языке книги «Основы естественного права» Фихте анализируются логика и основные положения теории семейного права Фихте. Первая часть исследования посвящена этико-метафизической «дедукции брака», представляющей семейный союз как природно-нравственное сообщество полов, лишь затем оформляемое принципом права. Взгляд Фихте рассматривается в сравнении с позициями теории семейного права Канта, дополненными кантовскими идеями об этике и метафизике пола и любви, и учением об этом предмете Шопенгауэра, которое можно считать натуралистической профанацией метафизики любви Фихте. В нравственном характере женщины, по Фихте, влечение пола изначально принимает форму жертвенной любви; но только мужчина способен сознаться себе во всем, что есть в нем, и отказаться, в силу прирожденного великодушия, от притязаний на неограниченное господство. В соединении этих характеров, по мнению Фихте, заложен единственно действенный стимул к нравственному воспитанию и возвышению обеих сторон.

«Лекции о философском учении о религии Пёлица» представляют собой один из четырех сохранившихся манускриптов лекций Канта по рациональной теологии. Данный текст состоит из введения, двух частей и приложения. Во введении дается краткий обзор базовых вопросов и проблем рациональной теологии, в частности: понятие теологии, виды естественной теологии, идея высшего существа, возможные виды доказательств бытия Бога и их недостатки и т. д. Первая часть называется «Трансцендентальная теология» и не представляет особого интереса с исследовательской точки зрения, так как здесь Кант в основном следует компендиумам того времени (прежде всего, «Метафизике» Баумгартена). Вторая часть носит название «Моральная теология». Она представляет наибольший исследовательский интерес, так как здесь Кант в значительной степени отходит от компендиумов и высказывает свои собственные взгляды по излагаемым вопросам. Данный манускрипт датируется зимним семестром 1783/84 года, то есть как раз между первым изданием «Критики чистого разума» и «Критикой практического разума», а также незадолго до выхода в свет «Основоположения к метафизике нравов». Этот факт делает лекции особенно важными для изучения процесса формирования и развития основных идей кантовской философии. Являясь неким промежуточным вариантом между «Критикой чистого разума» и «Критикой практического разума», лекции предоставляют нам ряд важных пояснений, которые помогают лучше понять как первую, так и вторую «Критику». Прежде всего, это касается постулатов бытия Бога и бессмертия души и их роли в этической системе Канта.

Рассматривается разработка Н. О. Лосским концепции интуитивизма в контексте перевода трудов и переосмысления гносеологии И. Канта. Становление Лосского как самобытного философа с неизбежностью потребовало преодоления кантовского скептицизма, не согласовывавшегося с уверенностью идеал-реалиста в познаваемости транссубъективного мира, данного нам в подлиннике. Путь и средства этого преодоления определили «лицо» новой системы интуитивизма, рождавшейся в дискуссии с гносеологической системой Канта. Выделены некоторые основополагающие темы трансцендентальной философии, вызвавшие наибольший отклик в размышлениях и философских построениях Лосского. Среди них особое место занимают фундаментальные логические вопросы о сущности логической связи, о природе суждения и умозаключения, о синтетическом и аналитическом. Рассмотрен вопрос о толковании по¬ня¬тия «интуиция» у Лосского и влияние этой трак¬товки на специфику перевода кантовского An¬schauung.
Выявлен ряд причин, побудивших интуити¬виста осуществить перевод КЧР. Так, руководствуясь знанием философии Канта, Лосский имел ве¬ские основания для игры на идейном поле своего учителя и оппонента, русского кантианца, А. И. Введенского. Н. О. Лосский сформулировал существенные аргументы для обоснования несостоятельности его интерпретации трансцендентальной философии. Показано, что опыт перевода КЧР и критического осмысления гносеологии Канта стал для Лосского своеобразным источником преодоления сложившихся в истории философии затруднений и выработки собственного целостного органического мировоззрения. Наряду с этим назрела и объективная надобность очередного перевода КЧР в связи с тем, что часть просвещенной публики осталась недовольна переводом Н. М. Соолова. В статье приводятся материалы отзывов Г. Г. Шпета на переводы КЧР, предпринятые Соколовым и Лосским.

Данное эссе ставит своей целью прояснить связь концептуальных построений Дж. Ролза с идеями И. Канта и с интеллектуально-политической традицией Просвещения в целом. Предпринимается попытка защиты ролзовского подхода к прочтению Канта, этот подход трактуется как «ученичество», как усвоение и внутреннюю, сохраняющую саму суть усвоенного, переработку кантовских идей. Ролз обосновывает свое переописание философии Канта, прибегая к идеям самого Канта. Трансформируя их, американский философ воплощает кантианский этос, который можно понимать, как свободное применение разума. С помощью подхода Ролза совершается попытка снять с него обвинения в искажении идей Канта. Основой данного подхода служит положение, согласно которому наиболее важным элементом кантовского наследия Ролз считал критическое отношение (или этос), а не какую-то определенную концепцию (например, категорический императив). Выявляются как точки пересечения в идеях Ролза и Канта, так и расхождения во взглядах этих двух философов. Так, Джон Ролз согласен с Кантом в следующем: моральная философия должна «уйти» от обыденного человеческого разума; содержание «политической справедливости» может быть объектом конструирования; конструирование предполагает использование практического, а не чистого разума; самая подходящая для моральной философии — сложная концепция субъекта; функция моральной философии — защита рациональной веры. Определяются основные отличия в идеях Ролза и Канта, например, их понимание практического разума, концепции субъекта, заимствующей свои фундаментальные идеи из разных источников (из политической культуры — у Ролза и трансцендентального идеализма — у Канта), рациональной веры.

Логический гилеморфизм рассматривает логику как теорию формальных отношений. Однако дать их точное определение сложно в силу многообразия трактовок формальности в логике. Принимается дихотомия субстанциальной и динамической моделей формальности. Во-первых, рассматриваются некоторые интерпретации силлогистики Аристотеля и совершается попытка ответить на вопрос: почему Аристотель не был основоположником логического гилеморфизма? Аристотелевская силлогистика как метатеория исследует скорее формальные отношения между совершенными и несовершенными правилами вывода, чем канонические структуры категорических суждений. Отсутствие в аристотелевской силлогистике строгого различения между синтаксисом и семантикой, а также редуктивный подход к типологии выводов (силлогическим модусам трех фигур) смещают фокус интереса со схематической на динамическую модель формальности. Во-вторых, предпринимается попытка оценить гилеморфизм Александра Афродизийского, связывавшего его с метафизической дихотомией материи и формы. В-третьих, демонстрируется, что кантовская трансцендентальная логика является логикой в формальном смысле. В то время как общая логика касается лишь конститутивных правил вывода, трансцендентальная логика имеет дело с регулятивными правилами, показывающими, как лучше осуществлять вывод.

Рассмотрены обстоятельства появления критического отклика Канта на последнюю книгу М. Мендельсона «Утренние часы…» в связи с анализом ее в работе Л. Г. Якоба. Объясняется, почему Кант вынужден был время от времени вступать в полемику со своими оппонентами, несмотря на обещание этого не делать и беречь силы для осуществления своей цели — построения непротиворечивой, и потому прочной и эффектной, системы философии. Значение такого рода небольших полемических работ Канта заключается в том, что они помогают понять эзотерические тексты, поскольку разъясняют узловые моменты системы. Так, благодаря возражению против Мендельсонова сведения философских споров к чисто языковым недоразумениям, к спорам о словах, становится ясно, что, с точки зрения кёнигсбергского профессора, философия не может существовать как лингвистическая теория. Следовательно, послекантовские попытки такого рода так же бесплодны, как и прижизненные. К тому же Кант не ограничивается констатацией ошибок в работах своих критиков, а доводит дело до обнажения их логической природы, до демонстрации логической сути

К концу XVIII века, вследствие трех разделов Речи Посполитой между соседними держа-вами, примерно половина некогда принадлежавшей ей территории оказалась в составе Прусского королевства. Для польского населения геополитические изменения имели существенные социальные последствия.
Ян Свенцицкий был одним из многих польских студентов, кто обучался сначала в немецкоязычной гимназии, а затем в старейшем прусском университете — Альбертине. Публикуемые фрагменты его писем 1802—1806 годов дают представление об особенностях организации обучения и проживания студентов, съезжавшихся в Кёнигсберг из самых разных уголков Восточной и Центральной Европы.
В Альбертине, как и в современных немецких университетах, студентам предоставлялась воз¬можность в начале каждого семестра самостоятельно выбирать курсы из предложенного списка. Записавшись на юридический факультет и стараясь освоить правовые дисциплины для получения востребованной специальности, Свенцицкий все же с гораздо большим интересом посещал предметы, преподаваемые на философском факультете.
Иммануил Кант в это время уже не преподавал. По его «Tugendlehre» читал моральную философию профессор Христиан Якоб Краус, у которого Свенцицкий также слушал политическую экономию, всеобщую энциклопедию и естественное право. Среди его постоянных преподавателей был и ученик Канта профессор поэзии Карл Людвиг Пёршке.
Частично сохранившаяся корреспонденция Свенцицкого находится в библиотеке По-знаньского общества друзей наук. Все цитируемые письма адресованы Франциску Малиновскому (отцу польского лингвиста Франциска Ксаверия Малиновского). Письмо от 3 марта 1804 года, содержащее сообщение о похоронах Иммануила Канта, публикуется полностью. На данный момент, это единственное свидетельство участника церемонии в польскоязычных источниках.