2022 Том 41. №2

Натурфилософия Канта в «Метафизических началах естествознания» обнаруживает сильное влияние «Принципов» Ньютона. Однако при ближайшем рассмотрении становится ясно, что на проект Канта повлияли и другие мыслители, в том числе Леонард Эйлер. Его работы оказали большое влияние на Канта, причем в связи с его взглядами не только на пространство и инерцию, но и на отношение между метафизикой и естествознанием в целом. Несмотря на то что физика Эйлера основывалась на работах Ньютона, его взгляды на фундаментальные аспекты отличались от ньютоновских, что привело к важнейшим изменениям в классической механике. Я рассматриваю влияние Эйлера на творчество Канта и сосредоточиваю свое внимание на позиции Эйлера по двум запутанным вопросам — проблеме инерции и проблеме пространства. Я объясняю, что и Эйлер, и Кант прошли через формирование этих фундаментальных понятий. После краткого освещения различий между Кантом и Ньютоном (1) я рассматриваю становление важных частей натурфилософии Эйлера, касающихся вышеупомянутых вопросов, и показываю, что он, опровергая вольфианство, стал сторонником необходимости абсолютного пространства, но при этом отрицал существование внутренней силы инерции (2). После этого я демонстрирую, как знакомство Канта с работами Эйлера привело к решающим изменениям кантовской натурфилософии в частности и его философской системы в целом. С  этой целью я анализирую пересмотр Кантом теории пространства и инерции, разработанной в его докритических сочинениях. Основываясь на этом, я показываю влияние данных идей на «Метафизические начала естествознания» (3).

Kant’s natural philosophy in the Metaphysical Foundations of Natural Science is heavily influenced by Newton’s Principia. However, a closer look makes it clear that Kant’s project has also been influenced by other thinkers. One of these thinkers is Leonard Euler. His work was of great influence for Kant, not only with regards to his view on space and inertia but on the relation between metaphysics and natural science in general. Even though Euler’s Physics built on Newton’s work, he differs from him in fundamental regards, leading to crucial developments inside classical mechanics. Here I will discuss the influence of Euler on the work of Kant and focus on Euler’s view on the two entangled problems of inertia and space. It will become clear that both Euler and Kant went through a development concerning these fundamental notions. After shortly highlighting the differences between Kant and Newton (1), I shall go through the development of important parts of Euler’s natural philosophy concerning the above mentioned themes. I intend to demonstrate that he, through his refutation of Wolffianism, became an advocate for the necessity of absolute space but also denied the existence of an internal force of inertia (2). After that I will show how Kant’s reading of Euler lead to crucial changes of his natural philosophy in particular and his philosophical enterprise in general. I therefore analyze Kant’s revision of his theory of space and inertia in his precritical writings. Building upon that, I will show the influence of these thoughts on his Metaphysical Foundations (3).

В середине 1760-х гг. Иоганн Генрих Ламберт написал письмо Канту, предложив сотрудничество с целью реформирования метафизики. Короткая переписка между двумя философами позволяет показать, что это сотрудничество никогда не могло осуществиться. Тем не менее исследователи иногда выдвигали тезис о решающем влиянии Ламберта на «Метафизические основания естествознания» Канта, прежде всего с точки зрения критических моментов в этой естественно-научной теории по отношению к ньютоновской. Однако этот тезис может быть подтвержден только для отдельных теорем — например, о соотношении сил притяжения и отталкивания, хотя причины отклонения Ламберта и Канта от ньютоновской теории тяготения различны. Ведь в своих основных чертах трансцендентальная метафизика природы Канта существенно отличается от математической методологии ламбертовской теории природы. Кроме того, Ламберт всю жизнь придерживался автономной естественной телеологии, следуя за Х. Вольфом, что стало принципиально невозможным с появлением «Критики чистого разума». Потому что мудрое «намерение творца», без которого эмпирико-рационалистическая космология Ламберта не могла и не хотела обходиться, больше не могло упоминаться в рациональном контексте в соответствии с «Критикой чистого разума». Даже если Ламберт использовал моменты кантовской теории материи или, как признавал сам Кант, элементы пространственной теории первой «Критики», от его математизации метафизики и его естественной телеологии нет пути к фундаментальной инновации «Метафизических оснований…».

In the mid-1760s, Johann Heinrich Lambert wrote a letter to Kant who offered cooperation with a view to reforming metaphysics. Based on the short correspondence between the two philosophers, it can be shown that this cooperation could never really come about. Nevertheless the thesis was sometimes put forward in research that Lambert had a defining influence on Kant’s Metaphysical Foundations of Natural Science, also, and above all, with regard to the Newton-critical moments of this natur­al theory. However, this thesis can only be confirmed in relation to individual theorems, such as the relationship between attraction and repulsion force, even though the reasons for Lambert and Kant’s deviation from Newton’s theory of gravity also differ. For in its main features the transcendental metaphysics of Kant’s nature is substantially different from the mathematical methodology of Lambert’s theory of nature. In addition, Lambert stuck throughout his life to a theonomous natural teleology in the succession of Wolff, which was fundamentally made impossible by the Critique of Pure Reason: because the wise “intention of the creator”, which Lambert’s empirical-rationalistic cosmology could not and did not want to do without, could no longer be referred to in a rational context according to the Critique of Pure Reason. Even if Lambert certainly had moments of the Kantian theory of matter or — as Kant himself admitted — elements of the spatial theory of the first Critique, there is no way from his mathematisation of metaphysics and his natural teleology to the fundamental innovation of the Metaphysical Foundations.

Предпринята попытка прочтения «Наблюдений над чувством прекрасного и возвышенного» Иммануила Канта в контексте становления эпистемической практики — научного наблюдения. Будучи сосредоточены на жанрово-стилистических и семантико-структурных особенностях построения анализируемого текста, авторы демонстрируют механизмы осуществления наблюдения, а также способы описания полученных результатов, характерные для науки середины XVIII столетия. Анализируемый трактат Канта расценивается авторами как гибридный текст, который свидетельствует, во-первых, о весомости естественно-научной парадигмы и степени ее влияния на гуманитарное знание в эпоху Нового времени и, во-вторых, о мультижанровости философских трактатов, сочетающих взвешенную, серьезную мудрость философии, точность терминологии науки и образность художественного текста. Кант показан не только как исследователь и философ, способный демонстрировать сущностные характеристики предмета через единичное и изменчивое, фиксируемое в наблюдении, но и как писатель, искусно владеющий инструментами удержания внимания читателя посредством языковых приемов и практик создания образов. Продемонстрировано, как категории «прекрасное» и «возвышенное» становятся общей рамочной характеристикой моральных и психологических свойств человеческой природы. Показано, что «эстетическая» формулировка используется Кантом в названии трактата не для того, чтобы анонсировать анализ художественного восприятия и практик, а преимущественно чтобы обозначить форму предлагаемого антропологического исследования и концептуализации научного знания. Кант перенес техники визуализации из естественных наук на объекты философского исследования, чем способствовал развитию в гуманитарной науке репрезентативных практик, научного метода наблюдения, а также одноименного эпистемического и литературного жанра.

Immanuel Kant’s Observations on the Feeling of the Beautiful and the Sublime is examined in the context of the emergence of the epistemological practice of scientific observation. By focusing on the genre-stylistic and semantic-structural features of the text the authors demonstrate the mechanisms of observation as well as the methods of describing the results characteristic of mid-eighteenth century science. The authors consider Kant’s treatise to be a hybrid text: on the one hand, it attests to the importance of the natural science paradigm and the degree of its influence on the humanities in the modern period; and, on the other hand, it bears witness to the multi-genre character of philosophical treatises, combining as they do the considered and serious wisdom of philosophy, the precision of scientific terminology and the figurativeness of a work of fiction. Kant is perceived not only as a researcher and philosopher capable of bringing out the essence of the particular and changeable captured in observation, but as a writer with a consummate command of the apparatus for keeping the reader’s attention through linguistic devices and practices of image-creating. The authors demonstrate how the categories of the “beautiful” and “sublime” become a general framework for the description of the moral and mental properties of human nature. The authors show that Kant’s use of “aesthetic” wording in the title of his treatise does not announce that his aim is analysis of artistic perception and practices, but mainly refers to the form of his anthropological study and conceptualisation of scientific knowledge. Kant has transferred the technique of visualisation from natural sciences to the objects of philosophical inquiry, thus contributing to the development in the humanities of representative practices, the scientific method of observation as well as the corresponding epistemic and literary genre.

Автор анализирует и развивает оценку П. M. C. Хакером философского сходства Канта и Витгенштейна, а таже исследует вопрос о предполагаемом использовании Витгенштейном «трансцендентальных аргументов». Во-первых, опираясь на прочтение Альфредом Норманом «Логико-философского трактата» как мысленного эксперимента, автор рассматривает «Критику чистого разума» в равной степени как крупномасштабный мысленный эксперимент, имеющий важные общие логические черты с «Трактатом». Далее пересматривает вопрос о трансцендентальных аргументах, а именно о том, использовали ли «средний» Витгенштейн и докритический Кант какой-либо мысленный эксперимент, который можно охарактеризовать как «трансцендентальный аргумент». Автор предпринимает рациональную реконструкцию аргументов обоих мыслителей в свете современной исследовательской литературы, посвященной мысленным экспериментам, и делает акцент на почти игнорируемом сходстве между Кантом и Витгенштейном, а именно — на систематическом использовании мысленных экспериментов в их эпистемологических изысканиях. Автор приходит к выводу, что а) magna opera Витгенштейна и Канта можно рассматривать как философские мысленные эксперименты, в которых оба философа пытаются выйти за пределы языка и за пределы возможного опыта соответственно; б) оба философа разработали аргументы, которые можно назвать трансцендентальными, даже если только с ограниченной методологической точки зрения; в) некоторые ключевые аргументы, выдвинутые «средним» Витгенштейном при определении структуры визуального пространства, лучше охарактеризовать как мысленные эксперименты, чем трансцендентальные аргументы.

It is necessary to reconsider P. M. S. Hacker’s assessment of Kant and Wittgenstein’s philosophical affinities and the question concerning Wittgenstein’s alleged use of “transcendental arguments”. First, Alfred Norman’s reading of the Tractatus Logico-Philosophicus as a thought experiment receives revision to develop a view of the Critique of Pure Reason as a large-scale thought experiment that shares important logical features with the Tractatus. Then the question is addressed whether the middle Wittgenstein and the pre-critical Kant employed any thought experiments that could be equally characterised as “transcendental arguments”. A rational reconstruction of both thinkers’ arguments is carried out in the light of the contemporary literature on thought experimenting. The novelty and relevance of this approach is the emphasis laid upon a largely neglected affinity between Kant and Wittgenstein, namely the systematic use of thought experiments in their epistemological pursuits. The conclusions are: i) Wittgenstein’s and Kant’s magna opera can be seen as philosophical thought experiments that attempt to try out the limits of language and the limits of possible experience respectively; ii) Both philosophers developed arguments that can be designated as transcendental if only from a methodological standpoint; and iii) some key arguments put forward by the middle Wittgenstein in the determination of the structure of visual space could be characterised better as thought experiments than transcendental arguments.

Автор критически осмысливает некоторые положения коллективной монографии «Универсальность в морали», изданной в 2020 г. под общей редакцией Рубена Апресяна. Книга была написана по результатам масштабного исследования, проведенного профессиональными философами-этиками и посвященного вопросу природы универсальности в морали и механизмов универсализации отдельных максим и норм от Античности до современных этических теорий, представленных прежде всего аналитической традицией. Большой интерес вызывает анализ смежных феноменов в морали, позволяющих определить причины и характер трансформации морали в различные эпохи и сопутствующее ей изменение терминологического аппарата абсолютного этического универсализма, предстающего в качестве отправной точки в анализе ключевых современных концепций моральной универсальности. Автор предлагает к рассмотрению возможные направления продолжения исследований в данной сфере, позволяющие скорректировать общепринятые представления не только об истории понятия универсальности в морали, но и о вкладе отдельных авторов и целых эпох в прогресс человеческой цивилизации. Речь идет прежде всего о моральной теории контрактарианистов и Просвещения. Внимание к их идеям во многом определяет направленность актуальных историко-философских исследований, реконструирующих историю этических учений и отдельных понятий. Придаваемое сегодня значение новому взгляду на теорию общественного договора, рассматриваемого не только с социально-политических, но и с моральных позиций, заставляет по-новому поставить вопрос об универсальности ключевых философских категорий, выработанных в рамках этой теории на протяжении всего развития идеологии контрактарианизма. Автор также акцентирует проблему обоснования тезиса о моральном законе как аналоге универсального закона природы, развивая идеи, изложенные в коллективной монографии.

Some ideas expressed in the collective monograph Universality in Morality (2020), edited by Ruben Apressyan, are here critically examined. The book is based on the results of a large-scale study by professional ethical philosophers devoted to the question of the nature of universality in morality and the mechanisms of universalisation of individual maxims and norms from antiquity to modern ethical theories, represented above all by the analytical tradition in philosophy. Of great interest is the analysis of related phenomena in morality, which makes it possible to determine the causes and nature of the transformation of morality in different eras and the accompanying change in the terminological apparatus of absolute ethical universalism, considered to be the starting point in the analysis of key modern concepts of moral universality. The article also suggests possible avenues for continued research in this area which could prompt modifications not only to the history of the concept of universality in morality, but also to our assessment of the contribution of individual authors and entire eras to the progress of human civilisation. This concerns above all the moral theory of contractarianism and the Enlightenment. Focus on their ideas goes a long way to determining the direction of current historical-philosophical research that reconstructs the history of ethical teachings and individual concepts. The importance attached today to a new view of the theory of the social contract, considered not only from socio-political but also from moral positions, forces us to approach in a new way the question concerning the universality of the key philosophical categories developed within this theory throughout its history. Elaborating the ideas set forth in the monograph, the author also stresses the relevance of the problem of justifying the thesis about the moral law as an analogue of the universal law of nature in the modern context.

В предлагаемом обзоре круглого стола, состоявшегося 25 ноября 2021 г. в Российском университете дружбы народов, предпринята попытка объяснить очевидный рост интереса к философии неокантианства в целом и к философии главы Марбургской школы неокантианства Германа Когена в частности. Участники обсуждения в своих выступлениях показали, что сегодняшний интерес к неокантианству носит не только и даже не столько историко-философский характер, но заключается в актуальности многих идей марбургского неокантианства для современной теории познания, философии культуры, этики и философии религии. В ходе обсуждения особое дискуссионное напряжение получил вопрос об актуальности когеновской теории познания, в фундамент которой заложены логические, рациональные основания. Главным итогом состоявшегося обсуждения стало убеждение в том, что потенциал многих идей Когена еще не раскрыт полностью и есть все основания считать их провозвестниками новой философии, которая во многих своих чертах еще только зреет.

This report of the roundtable that took place on 25 November 2021 at The Peoples’ Friendship University of Russia (RUDN University) attempts to explain the obvious growth of interest in Neo-Kantian philosophy in general and the philosophy of the head of the Marburg School of Neo-Kantianism, Hermann Cohen, in particular. In their contributions, the participants in the discussion demonstrated that the current interest in Neo-Kantianism does not solely or even largely have to do with the history of philosophy but rather with the relevance of many of the ideas of Marburg Neo-Kantianism for the modern theory of cognition, the philosophy of culture, ethics and the philosophy of religion. The course of the discussion highlighted the relevance of Cohen’s theory of cognition based on logic and rationality. The main outcome of the discussion was the conviction that the potential of many of Cohen’s ideas has yet to be fully tapped and there are grounds for considering them to be heralds of a new philosophy which, in many of its features, is only maturing.