2020 Том 39. №1

Во втором разделе «Основоположения к метафизике нравов» Кант вводит понятие цели самой по себе и определяет ее как нечто, чье существование имеет абсолютную ценность. Далее он утверждает, что цель сама по себе является единственным основанием возможного категорического императива. В своих рассуждениях о царстве целей Кант также использует понятия цели самой по себе и абсолютной ценности, но как будто бы в ином смысле: рациональное существо оказывается целью самой по себе благодаря своим реальным моральным волению и действию, предполагающим действительность категорического императива. Основное различие в употреблении понятий абсолютной ценности и цели самой по себе заключается в том, что в первом случае они оба служат условием действенности категорического императива, в то время как во фрагментах о царстве целей они предстают следствием его действенности. Таким образом, употребление Кантом обоих терминов на первый взгляд кажется непоследовательным. Моя цель — продемонстрировать, что предположение о наличии подобной непоследовательности основано на заблуждении относительно внутренней структуры цели самой по себе, а не на реальной проблеме в аргументации Канта. В настоящем исследовании предпринята попытка разрешить предполагаемую проблему непоследовательности, представив более адекватное понимание внутренней структуры цели самой по себе.

Изображение фигуры Христа, предложенное Кантом в «Религии в пределах только разума», не является, на мой взгляд, случайным, но объясняет ее функционирование двумя основными способами — в качестве представления о максимуме моральности, который может обосновать наше моральное умонастроение, и в качестве стандарта моральности, осуществляя такое обоснование. Это доказывается так: 1) возвышенная природа образа Христа как образа всеобщего уважения к закону пробуждает моральное чувство субъектов, понимаемое как возможность преодоления своей извращенной природы; 2) как моральное совершенство образ Христа обеспечивает непосредственную прозрачность конечной цели морали; 3) как и при ассоциативном конструировании эмпирических понятий, возвышенное обеспечивает прообраз для ассоциации, посредством которой эмпирические действия определяются как моральные; 4) образ Христа также действует как мотиватор, включая указанную прозрачность и стандарт в идею морального совершенства. Эти четыре пункта показывают, что образ Христа функционирует двояким способом. В пунктах 1—3 речь идет о Христе как о прообразе (Urbild), пробуждающем и делающем возможным моральное переопределение субъекта, а в пункте 4 — о Христе как о примере (Vorbild), поддерживающем моральное переопределение в качестве мотивирующей модели.

Отправным пунктом исследования стало замечание Канта о том, что Гарве в своем сочинении о связи морали с политикой представляет доводы в защиту несправедливых принципов. Признание этих принципов является, по словам Канта, нежелательной уступкой тем, кто склонен ими злоупотреблять. Это суждение я интерпретирую путем детального сопоставления текстов двух трактатов. Я показываю, что сочинение Гарве представляет собой эклектичную попытку сочетать в одной концепции уроки исторического опыта и идеи, почерпнутые в британском эмпиризме и немецком рационализме. Эти идеи сами по себе были объектами критики Канта в его «критический» период. Исследователи сходятся в том, что Гарве оправдывал захватническую политику Фридриха II, полностью отрицал возможность правового состояния в международных отношениях и в целом заслужил репутацию (ультра)-
консерватора. С этой точки зрения ведущими ценностями для Гарве были безопасность и благосостояние государства. Я предлагаю альтернативную интерпретацию позиции Гарве, поскольку полагаю, что в ней большую роль играет ценность политической стабильности. Такая интерпретация позволяет трактовать рассуждения Гарве так, как их оценил Кант, а именно как уступку распространенным принципам политической практики вследствие неудачи в поиске ведущей теории. В результате проведенного исследования установлено, что вероятная роль сочинения Гарве в создании Кантом трактата «К вечному миру» была значительнее, чем можно судить со слов самого Канта. Кроме того, я показываю, что именно под влиянием Гарве Кант обращается к проблеме чрезмерной сложности принципов для поиска конкретных политических решений. Гарве явным образом сетует на эту сложность и сам же делает эти принципы еще более сложными. Кант предлагает для этой проблемы более простое решение на основе своей теории морали и права.