2019 Том 38. №1

В ключевом фрагменте (A 663—664 / B 691—692) первой части «Приложения к трансцендентальной диалектике» Кант обсуждает специфический статус принципов однородности, спецификации и непрерывности. Там он ссылается на «уже доказанное утверждение» и, следовательно, на другие пассажи «Критики чистого разума». «Трансцендентальная аналитика» и в особенности первая книга «Трансцендентальной диалектики» представляются теми местами, где стоит искать тот фрагмент, на который ссылается Кант. Хотя эта контекстуализация и требует дальнейших размышлений над системой и редактурой первой «Критики», она также позволяет нам прояснить статус указанных принципов и их обоснование в отношении субъективной дедукции. В «Предисловии» к первому изданию «Критики чистого разума», а потом в первой книге «Трансцендентальной диалектики» Кант вместе с субъективной дедукцией предлагает аргументативную стратегию, отличающуюся от объективной, но обеспечивающую «некоторую объективную значимость» (A 664 / B 692) и, следовательно, обладающую систематическим значением для принципов однородности, спецификации и непрерывности. Моя цель — предложить имманентные стратегии для обоснования принципов однородности, спецификации и непрерывности в структуре «Критики чистого разума».

В этом эссе я уточняю типы содержания представлений, которые можно отнести к кантовским воззрениям на представление. Более специальная цель заключается в исследовании того, какие из этих типов содержания могут считаться возможными без применения понятий. Для ответа на этот вопрос я делаю следующее. Во-первых, я показываю, каким образом созерцание (в кантовском смысле) можно рассматривать как то, что дает индексальное содержание независимо от эмпирических понятий. Во-вторых, я показываю, в каком смысле порождение пространственного содержания может считаться не-категорическим. Ключевое различие состоит в том, что перцептуальное рассмотрение объекта может пониматься как целиком чувственное и частное, в то время как понятийное определение всегда схватывает объект посредством его обобщаемых качеств. В-третьих, я выдвигаю предположение, что чувственность и рассудок не только принципиально разделимы, но и их вклад в наличное познание также, в определенном смысле, различен. А значит, из понятийного определения объекта не следует, что объект перестает быть не-понятийно доступным для воспринимающего, и это далее наводит на мысль об автономии чувственности и ее перцептуального содержания. Наконец, я указываю на трудности в приписывании не-понятийного содержания представлений кантовской суждение-центристской позиции в отношении представления и опыта, и делаю это для того, чтобы подчеркнуть, как эти трудности с легкостью ведут к неправильному пониманию фундаментального кантовского различения чувственности и рассудка и их уникальных вкладов в познание.

Моя цель — продемонстрировать специфику и различия трансцендентальной дедукции понятий и дедукции основоположений чистого практического разума в метафизике И. Канта. В первую очередь необходимо исследовать отношение Канта к современной ему метафизике и проблему нового ее обоснования. В своей философии Кант эксплицировал не один лишь теоретический мир познания, но и практический мир свободы. Соответственно, фундаментальными видами доказательства притязаний метафизики стали дедукция чистых понятий рассудка (дедукция опыта) и дедукция основоположений чистого практического разума (дедукция свободы). Исходные предпосылки Кантова проекта возрождения метафизики, а именно «коперниканский поворот», критический метод и базовые установки трансцендентального (формального) идеализма, представляют собою вместе с тем также методологическую основу трансцендентальной дедукции — нового способа доказательства притязаний метафизики в различных сферах человеческого бытия. Исходя из этого, я анализирую сущность, структуру, специфические черты, а также различия дедукции опыта и дедукции свободы. Я выделяю следующие особенности двух дедукций. Во-первых, теоретическое применение разума направлено на предметы, а в своем практическом использовании разум обращен на ноумены: основания воли и свободу. Во-вторых, трансцендентальной дедукции пространства и времени, а также дедукции категорий предшествует трансцендентальная редукция, которая отсутствует в дедукции свободы. В-третьих, методологическое «движение» дедукций ориентировано Кантом в противоположных направлениях. Теоретическая дедукция идет от чистых форм чувственного созерцания к рассудочным понятиям, а от них — к основоположениям, практическая — от априорных основоположений к понятиям метафизики нравов, а от них — к моральным чувствам. В-четвертых, дедукция в теоретической сфере запрещает спекулятивному разуму выходить за пределы опыта. Практическая дедукция указала на интеллигибельный мир и обосновала его «легитимность».

Исследуется новая в кантоведении область, в которой высказывается предположение, будто Кант придает столь большое значение ценности разумной природы, что именно на ней основывает и высший принцип морали, и понятие человеческого достоинства. Сторонники такого прочтения утверждают, что понятия автономии и достоинства, а не универсализация максим должны теперь считаться центральным утверждением этики Канта. Из-за того что эти исследователи предъявляют высокие требования к универсализации максим как универсальному моральному принципу, об этике Канта говорят как о неприемлемой. Как следствие, они утверждают, что существует необходимость срочно спасать этику Канта от противоречий, связанных с максимами и универсализируемостью, и лучший способ это сделать — «оставить деонтологию позади». Это необходимо, поскольку категорический императив не нужен для спасения кантовской этики — деонтологию часто переоценивают. Следовательно, высший долг человека состоит в том, чтобы гарантировать, что его собратья беспрепятственно пользуются своей автономией и тем уважением, которого они заслуживают сообразно своему достоинству, а также заботиться об их благополучии и относиться к ним с уважением независимо от их склонностей. Чтобы дать оценку этой новой области кантоведения, в статье рассматривается новейшая исследовательская литература. Также исследуются работы Барбары Герман, Кристин Корсгаард, Аллена Вуда, Отфрида Хёффе и Томаса Хилла, посвященные кантовской концепции человеческого достоинства в связи с его пониманием как автономии, человечности и источника прав человека.