2015 Выпуск №3(53)

Рассматривается «Критика чистого разума» на фоне полемики с К. Ясперсом как система гносеологии и очерк всей философской системы Канта. Основной тезис — утверждение о том, что основание гносеологии Канта — трансцендентальная антропология, связанная с философией истории. Доказывается также, что формальное дуальное членение «Критики…» содержательно представляет собою триадическую систему с рядом таких же подсистем.

Against the background of a dispute with K. Jaspers, this article considers the Critique of Pure Reason as a system of epistemology and an overview of Kant’s philosophical system. The cen-tral thesis is the statement that Kant’s epistemology is based on transcendental anthropology con-nected with the history of philosophy. It is proven that, in terms of its content, the formal dual divi-sion of the Critique is a triad system comprising a number of similar subsystems.

Рассматриваются основные случаи обращения к Канту одного из крупных русских мыслителей — Николая Николаевича Страхова (1828—1896), наследие которого интенсивно переосмысливается в новейших историко-философских исследованиях. Авторы статьи привлекают к анализу материалы страховских трудов: «Главная черта мышления», «О времени», «О задачах истории философии», «Об основных понятиях психологии» — и его многолетнюю переписку с Л. Н. Толстым и А. А. Фе¬том, проявлявших устойчивый интерес к немецкому мыслителю, а также работы А. И. Введенского и др. Исследование в значитель¬ной своей части выполнено в форме диалогической реконструкции; в ходе анализа уточняется смысловой спектр толкований философского наследия Канта в контексте русской интеллектуальной культуры 60—90-х годов XIX столетия.
Современное кантоведение только приступа¬ет к знакомству со Страховым. Уже нельзя не видеть, что он «дает весьма тонкую и глубокую трактовку кантовского понимания специфики субъективности мышления» (В. А. Жучков). Между тем трудность историко-философского выявления и анализа кантовских смыслов в исследованиях Страхова заключается в том, что они герменевтичны («периферийны», по слову Ф. Э. Шперка) — стремятся к пониманию этих смыслов не в порядке некоей исторической преемственности, как исходящих от «подготовителя следовавших за ним систем», а в рамках открытого целого Кантовой философии, наполненного «вопросами без ответа, сомнениями без разрешения» (из писем Страхова к Фету). Страхов рассматривает кантовскую критику чистого разума как критику мышления в его «глубочайшей» свободной смысловой перспективе; имея в виду эту перспективу, Страхов комментирует понятийные контуры Кантовой философии и кантовский априоризм, осуществляет попытки «совместного мышления» с Кантом и о Канте, соблюдая собственный эпистемологический стиль мышления — принципиально не одинокий, ответный, предполагающий формально-логическую и содержательную отчетливость, метафизическую осмотрительность и концептуальный плюрализм.

This article considers the major references to Kant’s works in the texts of an authoritative Russian thinker Nikolai Strakhov (1828—1896), whose legacy has been revised in recent historical and philosophical studies. The author of the article analyses the materials of Strakhov’s works ‘The key feature of thinking’, ‘On time’, ‘On objectives of history of philosophy’, ‘On key concepts of psychology’, his many years’ correspondence with L. N. Tolstoy and A. A. Fet, who expressed keen interest in the works of the German philosopher, the works of A. I. Vvedensky, etc. The study fol¬lows the pattern of a dialogical reconstruction; it examines the conceptual range of interpretations of Kant’s philosophical legacy in the context of the Russian intellectual culture of the 1860—90s. Modern Kant studies just began investigating Strakhov’s oeuvre. One cannot but agree that Strakhov ‘offers a subtle and in-depth interpretation of Kant’s understanding of the subjectivity of thinking (V. A. Zhuchkov). However, the complexity of historical and philosophical interpretation and analysis of Kant’s meanings in Strakhov’s philosophical research lies in the fact that this re-search is hermeneutic (‘peripheral’, according to F. E. Shperk). It strives to grasp the meanings not in the framework of historical continuity as a creation of the ‘forefather of ensuing systems’, but as part of the open whole of Kant’s philosophy filled with the ‘questions without answers, doubts without solutions’ (from Strakhov’s letters to Fet). Strakhov considers Kant’s critique of pure rea¬son as a critique of thinking in its ‘deepest’ free meaning-related perspective. With this in mind, Strakhov comments on the concept outlines of Kant’s philosophy and Kant’s apriorism and at¬tempts at ‘joint thinking’ with Kant and about Kant using his original epistemological style of thinking. This style is fundamentally non-solitary, reciprocal; it suggests formal logical and con¬tent-related clarity, metaphysical cautiousness, and conceptual pluralism.

Речь идет о преодолении плоского и поверхностного подхода к оценке неокантианства: стала уже философским штампом характеристика неокантианства как одностороннего понимания Канта, его извращения и, таким образом, тупикового ответвления от трансцендентальной философии великого кёнигсбергского мыслителя. Также рассматриваются некоторые принципиальные моменты разведения философской системы Германа Когена и немецкого неокантианства.
Обосновывается, что в случае Когена мы имеем дело с абсолютно самостоятельной оригинальной философской системой, и любые усилия в во¬про¬се, был ли марбургский философ правоверным кантианцем или он больше гегельянец или фихтеанец, бесперспективны и контрпродуктивны. Поэтому Германа Когена скорее нужно назвать когенианцем, чем кем-то иным, и рассматривать его идеи, связанные с взаимодействием теоретического и практического разума и с построением выверенной в своих составляющих частях стройной и строгой системы, с точки зрения его собственной, завершенной в основных аспектах, системы философии.
В статье демонстрируются усилия марбургского философа по обоснованию как единства, так и необходимого различия теоретического и практического разума в системе трансцендентальной философии. Что же касается монистичности философской системы Германа Когена, то проводится уточнение данной характеристики: не монизм, но систематическое единство, не единство философской системы, но систематическое единство культуры. Доказывается, что как такового монизма не обнаруживается ни внутри когеновской системы, не представляется она монистическим философским монолитом и по отношению к другим вариантам трансцендентальной философии.

The article focuses on overcoming the superficial approach to Neo-Kantianism: Neo-Kantianism is widely interpreted as a one-sided understanding of Kant’s works, their corruption, and, thus, a dead-end branch of the transcendental philosophy of the great Königsberg thinker. The author also discusses some of the fundamental aspects of divergence between Hermann Cohen’s philosophical system and German Neo-Kantianism. It is argued that Cohen created an original philosophical system; therefore, it is unproductive to speculate whether the Marburg philosopher was a proponent of Kant, Hegel, or Fichte. It seems appropriate to call Hermann Cohen a “Cohenian” and consider his ideas relating to the interaction between theoretical and practical reason and the construction of a rigid and elaborate system con-sisting of verified elements from the perspective of his own system of philosophy, which is complete in its key aspects. This article demonstrates the efforts of the Marburg philosopher to justify both the unity of and the necessary distinctions between theoretical and practical reasons in the system of transcen¬dental philosophy. When considering the monistic nature of Hermann Cohen’s philosophical sys¬tem, the author gives a more detailed definition of this characteristic: it is not monism but a sys¬tematic unity of culture. It is proven that monism is not detected in Cohen’s system, nor is it a mo¬nistic philosophical monolith in relation to other variants of transcendental philosophy.

Совершается попытка обосновать тезис о том, что когеновская рецепция мышления Спинозы характеризуется такой же последовательностью, какую мы можем найти во всей философской системе марбургского неокантианца. Колебания в когеновской интерпретации теоретических построений Спинозы соответствуют прогрессирующему уточнению его собственного проекта философской системы.
Предлагаемое исследование не преследует цели пролить свет на представленную широкую панораму подходов и точек зрения на отношение Когена к Спинозе, которое в своих еще не изученных аспектах чрезвычайно разнообразно, а благодаря его интерпретациям еще более обогатится; речь в большей степени идет о том, чтобы прояснить отдельные моменты этой панорамы. Так, автор не входит в подробности «случая Спинозы», как Ко¬ген позволил себе назвать жесткое противостояние со Спинозой в отношении понимания еврейства, — по поводу этого «случая» существует достаточно большое количество работ. Еще меньше в исследовании пойдет речь о рассмотрении личностных сюжетов. Таким образом, внимание обращается на следующие темы: природа мышления и мышление природы.
Проведенный анализ позволяет уяснить главные причины критического отношения Когена к Спинозе. Спинозовский пантеизм, согласно Когену, приводит к различным неприемлемым следствиям, таким как: выявление этики как метафизики, которая обозначается как онтология и покоится на ложной тождественности, исчезновение возможности самой этики из-за отсутствия различия между бытием природы и бытием долженствования, оппозиция против финализма во имя необходимости природных законов. Следовательно, речь идет о мышлении, которое даже в мелочах не занимается научным идеализмом и, соответственно, далеко отстоит от критической философии Когена.
В философии Спинозы Коген видел онтологическую метафизику, которая основывается на ошибочном принципе тождества. Она аннулирует возможность самой этики, над которой господствует необходимость природных законов, поскольку препятствует тому, чтобы бытие природы различить с бытием долженствования. Такое различение и объединение логики и этики для Когена является в равной мере необходимым и дополнительным. Этот фундаментальный критический принцип идеализма преодолевает спинозовский пантеизм, редуцирующий этику к логике и опустошающий значение этики и логики через метафизику тождества божественной субстанции.

The author tries to prove the thesis that Cohen's reception of Spinoza's thought is character-ized by a sequence of what we can find in the whole philosophical system of Marburg Neo-Kantian. Fluctuations in Cohen's interpretation of Spinoza's theoretical constructs correspond to a progres-sive refinement of his own philosophical system project. This research does not aim to shed new light on the wide panorama presented approaches and points of view on the attitude of Cohen to Spinoza, which has not yet studied its aspects are ex-tremely diverse, and because of his interpretations more enriched; it is more a question of fact, to shed light on some aspects of this panorama. Thus, the author does not go into details, "the case of Spinoza," as Cohen let himself be called a tough confrontation with Spinoza against Jewish under-standing — about this "case" there are quite a number of studies. Even less in the study will be discussed on the consideration of personal stories. So here it draws attention to the following topics: the nature of thinking and thinking of nature. Conducted by the author analysis allows to understand the main causes of a Cohen’s critical attitude to Spinoza. Spinoza's pantheism, according to Cohen, leads to various unacceptable conse-quences: identification of ethics as metaphysics, which is referred to as an ontology and rests on a false identity, the disappearance of the very possibility of ethics is no difference between being of nature and being of obligation, the opposition against finalism in the name of necessary natural laws. Therefore, we are talking about thinking that even in small things not engaged in scientific idealism and therefore far from the critical philosophy of Cohen. In the philosophy of Spinoza saw Cohen ontological metaphysics, which is based on the erro-neous principle of identity. It cancels the possibility of the ethics as prevents the existence of nature distinguished from being of obligation, and over which dominates the necessity of natural laws. This distinction and the union of logic and ethics for Cohen is equally necessary and complemen¬tary. This fundamental principle of critical idealism overcomes Spinoza's pantheism, the reducing ethics to logic and devastating importance of ethics and logic through the metaphysics of identity of the divine substance.

Рассматриваются и обсуждаются идеи русского философа-неокантианца Василия Сеземана (1884—1963) в сравнении с идеализмом Марбургской школы. Анализируются его основные работы по данной теме: «Проблема идеализма в философии», «Теоретическая философия Марбургской школы» и др. Автор описывает внимание Сеземана к концепту «иррациональное» и объясняет понимание им неокантианской идеи бесконечности (fieri). Сеземана интересует свойственное неокантианству стремление к достижению систематического единства знания. В концепции одного из редакторов российского издания международного философского журнала «Логос» происходит трансформация иррациональности в рациональность высшего порядка.
Понятие иррационального характеризуется русским мыслителем через неисчерпаемую проблематичность, «обеспечивающую» вечный и постоянный прогресс объективного познания. Согласно Сеземану, противоположностью рационального, понятийного, опосредованного элемента познания — иррациональный, непонятийный, непосредственный момент. Ир-рациональный фактор знания — это наличие тех проблем, с которыми сталкивается человеческий разум, а также условие прогресса знания. Русский философ стремится к развитию своей собственной философской конструкции, частично выходящей за рамки неокантианской школы. Он испытывает сильное влияние феноменологического направления, хотя и в феноменологическом подходе видит некоторые недостатки. Автор статьи утверждает, что мысль Сеземана очень близка концепции Николая Гартмана. Данное утверждение выступает основанием для от¬несения русского философа к представителям постнеокантианства.
Термин «постнеокантианство» уже известен польским исследователям неокантовского движения современной философии благодаря работам Анджея Нораса. Сторонники постнеокантианства отрицают гносеологическую интерпретацию кантовской философии в пользу ее онтологической трактовки.

This article considers the ideas of the Russian Neo-Kantianist Vasily Sesemann (1884—1963) in comparison with the idealism of the Marburg School. The author analyses the key Russian phi-losopher’s works on the topic: ‘The problem of idealism in philosophy’, ‘Theoretical philosophy of the Marburg School’, etc. The article focuses on Sesemann’s interest in the concept of the ‘irra¬tional’ and explains his understanding of Neo-Kantianism and the idea of infinity (fieri). Sesemann is interested in the Neo-Kantian aspiration to achieve a systematic unity of knowledge. The concept of one of the editors of the Russian version of the Logos international philosophical journal under¬goes a transformation from irrationality to the rationality of a higher order. The concept of irration¬ality is defined by the Russian thinker through the inexhaustible set of problems ‘ensuring’ eternal and continuous progress of objective cognition. According to Sesemann, the opposite of a rational, conceptual, mediated element of cognition is an irrational, non-mediated component. The irrational factor of knowledge is the problems faced by human reason, as well as a condition for the progress of knowledge. The Russian philosopher strives to develop an original philosophical structure that just partially transcends the Neo-Kantian school. He is strongly influenced by the phenomenological movement, although expressing certain criticism thereof. The author draws a parallel between Se-semann’s ideas and Nicolai Hartmann’s conception, which makes it possible to classify the Russian philosopher as a post-Neo-Kantianist. The works of Andrey Noras have popularised the term ‘post-neo-Kantianism’ among Polish researchers of the neo-Kantian movement in modern philosophy. The epistemological interpretation of Kant’s philosophy was rejected by the followers of post-Neo-Kantianism in favour of the ontological one.

Дается общая характеристика публикаций российских философов в немецкоязычных периодических изданиях конца XIX — первой половины XX века. В это время в Германии существовало достаточно много журналов, посвященных философии или же затрагивающих философскую проблематику. Среди них даже в самом первом приближении обнаруживается несколько десятков, в которых опубликованы тексты отечественных авторов, либо же работы, посвященные русской философии. Особое место среди немецких периодических изданий занимают два журнала, участие российских авторов в которых было наиболее ощутимым. Это «Кант-Штудиен» и «Логос». Их объединяет общий неокантианский дух, среди издателей и авто¬ров было много представителей неокантианства. В целом, если обобщить все опубликованные в «Кант-Штудиен» и «Логосе» материалы, имеющие отношение к России, складывается картина до¬вольно значительного присутствия отечественных философов в этих изданиях. Это позволяет с полным основанием сделать вывод пусть не о решающем, но осязаемом влиянии отечественной мыс¬ли на философию в немецкоязычном пространстве. Это влияние было обусловлено тем феноменом, который позже получил название «Серебряно¬го века русской философии», а также феноменом русского Зарубежья, возникшим в результате войн и революций в России и исходом русских философов на Запад, где одним из их основных первоначальных пристанищ стала Германия

This article presents an overview of Russian philosophers’ publications in German periodicals of the late 19th/early 20th centuries. At the time, Germany boasted a significant number of journals dedicated to philosophy or addressing philosophical problems. Even in the first approximation, there are several dozen journals featuring either texts by Russian scientists or works dedicated to Russian philosophy. Of special importance are two journals with the most pronounced presence of Russian authors, namely, Kant-Studien and Logos. Both journals have a strong Neo-Kantian spirit — many of their publishers and authors were advocates of this movement. In general, the Russia-related materials published in Kant-Studien and Logos demonstrate a strong Russian presence in these periodicals. Therefore, it is possible to speak of an — although not decisive — but tangible influence of Russian thought on the philosophy of the German-language space. This influ¬ence is accounted for by the phenomenon that would be later called the ‘Silver age of Russian phi¬losophy’ and the phenomenon of Russian philosophy abroad — a product of the wars and revolu¬tions in Russia and a result of the exodus of Russian philosophers to the West, where Germany was one of their first safe havens.