2020 Том 11 №3

Рассмотрена эволюция понятия «народ» в политической философии Томаса Гоббса, Самуила Пуфендорфа и Бенедикта Спинозы. Политическая мысль Европы XVII сто­летия демонстрирует сознательный уход в сторону от устоявшейся средневековой схоластической традиции мышления о народе и власти. Политика начинает мыс­литься как комплекс человеческих действий, направленных на достижение тех или иных человеческих целей в пределах человеческого же мира. Это, в свою очередь, приво­дит к рационализации политики и, как следствие, к отказу от одной из наиболее сильных мистико-теологических абстракций позднего Средневековья — от понятия народа как некоего мистического тела. Протестантская наука сделает ясный выбор в пользу механицизма в политике, обозначив народ как artificial Person.
Автор подчеркивает, что введение понятия «естественное состояние» привело к изменениям в онтологическом статусе народа в политической теории. Народ стано­вится своего рода «мерцающим субъектом», возникающим при переходе из естествен­ного состояния в гражданское и исчезающим при обратном возвращении. Непосред­ственно в гражданском состоянии народ актуализируется лишь когда он непосред­ственно активен, то есть выступает в роли законодателя. В остальных же случаях можно говорить о том, что народ как политический субъект трансформируется в multitudo, состоящее из подданных.

Отечественная война 1812 года часто называется в качестве события, повлияв­шего на становление русского национального сознания. Однако реальная ситуация была гораздо сложнее, поскольку одновременно сосуществовали еще и имперская и сословная идентичность, часто соединявшиеся в рамках одного дискурса. В условиях фактиче­ского запрета на обсуждение идеи гражданской нации российские интеллектуалы сде­лали акцент на культурно-языковой составляющей национализма. Целью данного ис­следования стало выделение содержания концепта «народ» в манифестах, написанных А. С. Шишковым и выражавших официальную позицию верховной власти по вопросам национального единства. Для ее достижения был использован метод дискурс-анализа, позволивший поместить тексты А. С. Шишкова в более широкий исторический кон­текст, проследить их истоки в дискуссиях о языке начала XIX века и определить их влияние на последующий процесс нациестроительства. Будучи сторонником создания русского литературного языка на основе «народного» и «церковнославянского» компо­нентов, А. С. Шишков воплотил эти взгляды при создании текстов манифестов во время войны 1812 года. Несмотря на то что в них прослеживается определенное про­тиворечие между идеями сословного общества и национального единства, используе­мые им стиль и образы сделали возможным восприятие текстов представителями всех сословий. В дальнейшем используемое Шишковым понятие народа уже как сино­нима нации стало общеупотребительным при формировании мифа о войне как обще­национальном деле, что легло в основу формирования русского национального сознания.

В 1836 году П. Я. Чаадаев в частном письме А. И. Тургеневу упомянул о том, что французский автор А. де Токвиль украл у него «глубокую мысль» о точке отправления народов, определяющей их судьбы. Российские и зарубежные исследователи по-разному трактовали эти слова, пытаясь оценить серьезность чаадаевского упрека. Рассмотре­на история цитаты, проанализировано употребление выражения le point de départ в сочинениях Токвиля («Демократия в Америке») и Чаадаева («Философические пись­ма», «Апология сумасшедшего»). Обоснован тезис о том, что понятие «отправной точки», имеющее особое значение в концепции Токвиля, было также важным для Чаа­даева, использовавшего это словосочетание в разных контекстах. В процессе сопостав­ления русских переводов текстов Токвиля и Чаадаева выяснено: несмотря на то что переводчики применяли разные стратегии для передачи словосочетания на русском языке, во всех случаях в большей или меньшей степени возникала угроза нарушения авторского замысла. На основании анализа словоупотребления у обоих авторов сфор­мулированы рекомендации по уточнению переводов их сочинений на русский язык. Также рассмотрены возможные источники образа «точка отправления народов» у Ток­виля (от Ф. Гизо до американских собеседников).

Представлено описание идеологемы «русский народ» и ее воплощения в текстах художественной и документальной литературы XIX века. При этом рассмотрены как само общественно-политическое понятие, так и закрепляющее его устойчивое слово­сочетание. Материал исследования собран на основе Национального корпуса русского языка. Тексты проанализированы корпусным, контент-аналитическим и когнитив­ным методами. Цель предпринятого исследования заключается в определении и ха­рактеризации такого объекта, как «русский народ». Обоснован вывод, что именно в XIX веке рассматриваемая номинация терминологизируется, а образ «русского наро­да» мифологизируется. Авторы заключают, что «русский народ» подразделяется на «простой народ» и «общество», которое ведет себя с народом по-отечески, принимая миссию его просвещения и освобождения. В смысловом поле концепта «русский народ» выделяются такие семантические компоненты, как «вера», «верность», «терпение», «терпимость», «понятливость», «восприимчивость», «открытость», «простоду­шие», «ювенильность» и др. Рассматриваются нравственные и интеллектуальные свойства «русского народа», в основе своей диалектичные и амбивалентные, которые в зависимости от точки зрения оцениваются с позиций «свой — чужой». Анализ пока­зывает, что после отмены крепостного права в 1861 году образ «русского народа» под влиянием общественных процессов претерпевает значительные изменения.

Понятие «соотечественник» — один из ключевых инструментов самоописания об­щества, именно благодаря ему происходит ключевое разграничение «мы» — «они». Прослежена история этого слова начиная с его появления в XVIII веке. Две линии скре­стились при его возникновении — с одной стороны, старославянское и древнерусское отечество, понимаемое как место происхождения, с другой — послуживший образцом галлицизм «компатриот». Эти два понимания формируют два новых прототипиче­ских значения: первое, «гражданское», — собирательное и высокое, и второе, тяготе­ющее к этничности, обозначающее — если нет контекстуальных уточнений — рус­ских. По мере усиления государственных институтов первое должно было стать пре­обладающим, что в определенной мере имело место к началу ХIХ века. Однако вплоть до настоящего времени следует говорить не о синтезе, а скорее о доходящей до энан­тиосемии разноголосице его значений. Кроме того, в словоупотреблении ХIХ века воз­никает новое значение: русские за рубежом. По принципу инверсии формируется взгляд на себя, но со стороны. Слово наполняется новыми оценочными смыслами, при этом превалируют негативные коннотации. Амбивалентным образом смешиваются и заступают место друг друга: мы — они, здесь — там, свои — чужие. Оказываются разделенными собирательное (объединяющее нас) и разграничительное (отделяющее от них) значения. Возникают разнообразные гибридные «соотечественники»: мы — там, они — здесь и т. д. Гетерогенность семантики слова отражает коллизии внутри об­щества, что в начале ХХ века обернулось его трагическим расколом.

Проанализированы представления сторонников Конституционно-демократиче­ской партии о понятии «народ». Этот вопрос имеет принципиальное значение при анализе кадетской идеологии. «Народ» выступал для кадетской партии основной по­литической ценностью. Автор соотносит это понятие с такими значимыми для партии терминами, как «общество», «нация», «народность». Рассматриваются от­ношения «народа» с властью, государством, кадетской партией, представитель­ством, человечеством. Исследуется эволюция понимания кадетами «народа» в связи с определенными социальными процессами, развитием политического кризиса, револю­циями 1905—1907 и 1917 годов. Автор приходит к выводу, что с началом революци­онного периода кадеты отказались от консервативной по своему происхождению три­ады «власть — общество — народ» и заменили ее на демократическую по природе ди­хотомию «власть — народ». «Народ» включил в себя образованную общественность и был противопоставлен «власти». В новом значении «народ» рассматривался как «третье сословие», будущая гражданская нация, призванная к конструированию по­литического строя, который основан на идее народного суверенитета. В этом смысле кадетская идеология являлась революционной, предполагала разрыв со «старым поряд­ком». «Народ» не считался уникальным целым и понимался как составная часть чело­вечества, развивающаяся вместе с ним по общим законам. Сторонники кадетской партии рассматривали ее как силу, представляющую и формулирующую интересы всего «народа». Наличие кадетов в Государственной думе превращало ее в народное представительство, хотя в подлинном смысле таковым могло быть лишь Учреди­тельное собрание, созванное на основе всеобщего избирательного права. Широкая демо­кратизация в ходе Февральской революции соответствовала кадетскому понятию о народном суверенитете. При этом кадеты не имели идейных оснований противосто­ять дальнейшей радикализации революции.

Исследование раскрывает отношение группы военных интеллигентов и близких к ним лиц конца XIX — начала XX века — издателей, авторов и подписчиков журнала «Тысяча восемьсот двенадцатый год» («1812 год») — к понятию «характерные черты русского народа». Те же люди стояли у истоков создания Музея 1812 года и панорамы «Бородино», написанной художником Ф. А. Рубо к 100-летию Отечественной войны 1812 года. Панорама стала в определенном смысле визуализацией взглядов группы во­енных историков, преподавателей и популяризаторов на это событие. С одной сторо­ны, публикации в журнале отражали сложившееся в их среде миропонимание и слово­употребление, с другой — активные единомышленники в период подготовки к юбилей­ным торжествам, оказывали влияние на распространение и утверждение ценностных ориентиров среди широкого круга людей, имевших равный или более низкий социаль­ный статус, образовательный и культурный уровень. Знание семантики языка авто­ров журнала позволяет переводить заложенные и действующие в художественной па­нораме и современном музее смыслы на язык современного посетителя. В работе про­водится текстологический анализ материалов двадцати четырех номеров журнала. При сопоставлении литературных, научно-популярных и информационных текстов с данными о фактах биографий и деятельности авторов можно получить общее пред­ставление о содержании, которое вкладывали в понятия «свойства» / «характер рус­ского народа» эти «малозаметные участники дискурса».

Для понимания того, как развивался концепт «народ» в Новое время, необходимо учитывать возможность интерпретации его как носителя суверенитета. Данная концепция восходит к временам ранних буржуазных революций. В свою очередь, очень интересным представляется возникновение в таком случае определенных параллелей с идеологией гражданства и с взглядом на динамику развития концепта народа / нации через интерпретации гражданства. Эти интерпретации должны учитывать ход и результаты современных теоретических дискуссий о феномене гражданства. Автор рассматривает проблему единства отечественной традиции гражданства. Парадок­сальность применения понятия «гражданин» в российском контексте проявляется уже в XVIII веке. В одних случаях слова гражданин и подданный используются как си­нонимы, в других понятие гражданин применяется только к дворянам как пред­ста­вителям элиты, что одновременно отсылает к противопоставлению абсолю­тист­ской власти и подразумевает сознательное исключение податного населения из ин­ститута гражданства. Двойственность в понимании гражданства внутри сослов­ного общества, находящегося в ситуации кризиса, проявляется и накануне революци­онных потрясений 1917 года, и в советский период. В рамках провозглашенного боль­шевиками радикального разрыва с прошлым была поставлена под сомнение старая со­словная стратификационная система. В первый месяц после революции большевики офици­ально отменили сословия, титулы и чины. Согласно Конституции РСФСР 1918 года, понятие класса стало частью правовой системы Советской России. Только «трудя­щиеся» получали политические права и тем самым полное гражданство. Граж­данское состояние возникает в контексте идеологии трудящихся и эксплуатируемых классов, которым противостоят неработающие (буржуазные) элементы. Граждан­ство пере­ставало зависеть от территории и национальности, но в то же время была создана юридическая категория людей, лишенных гражданства, внутри государства. Парадок­сальным образом само гражданство определялось через его отсутствие, то есть через то, чего нет. Таким образом, концепции гражданства и сословность в им­перский и со­ветский периоды часто сосуществуют, взаимно дополняя друг друга и об­разуя причудливый синтез традиционного и современного подходов к интерпрета­ции феномена гражданства.