2019 Том 10 №2

Анализируется роль имен троих персонажей романа Н. Кононова «Парад» — Льва, Люды и Аркадия. В качестве методики исследования выбран мультиязыковой ана­грамматический код, позволяющий путем анаграммирования (в ряде случаев с перехо­дом с одного языка на другой) обнаружить в тексте произведения сознательно или не­осознанно заложенные его создателем скрытые смыслы. Языковая игра, к которой на протяжении романа прибегает Н. Кононов, показывает связь имени Лев с семантикой телесности и персональных качеств (при описании персонажа автор использует ряд образов — царь зверей, трусливый лев и пр.). Мультиязыковой анаграмматический код высвечивает связь имени протагониста с двумя ключевыми концептами романа — любовью (LEV = LoVE) и смертью. Подобным образом этот код работает с именами Люда (ludus как игра в переводе с латыни; Лев, играющий с Людой, — homo ludens) и Аркадий, где последнее также пронизано семантикой смерти, проступающей в выра­жении Et in Arcadia ego. Имена персонажей романа являются ключом к пониманию тройственной структуры произведения. В частности, краткая форма имени Арка­дий (Адя = Ад + я) указывает на Ад как на одну из трех частей мироздания в католи­ческом представлении, вслед за которым в тексте обнаруживаются указания на Рай и Чистилище. Сделан вывод о том, что имена выступают в романе фактором тексто­порождения, помогая вскрыть заложенную в тексте зашифрованную информацию.

Повесть «Источник увечий» Н. Кононова рассматривается как «психоаналити­ческий отчет» — безусловно, художественный, но рассчитанный на определенный терапевтический эффект для повествователя. Прочтение сугубо авторских на пер­вый взгляд характеристик трех главных персонажей в свете алхимической символики позволяет прояснить «психологическую функцию» каждого из них как отражения определенного аспекта психики. Овечин, в чьем образе доминирует солярная символи­ка, предстает как проекция Эго — сиюминутного сознания, связанная с образами Лу­ны и воздуха Оля — как проекция находящейся в сфере бессознательного Анимы. По­вествователю и его персонажу отведена роль пребывающей за сиюминутным сознани­ем осознающей части психики. При всей очевидности того, что речь в повествовании идет о душевном заболевании, о «раздвоении личности», присущем состоянию психо­за, оно предстает одновременно как разматывание и упорядочивание истории, собы­тий прошлого, их аналитическое осмысление, то есть как начало процесса индивидуа­ции.