2018 Том 9 №1

Предпринята попытка выявить основные причины и проанализировать генезис трансформаций политического дискурса, а также продемонстрировать компаративную картину различий между предшествующим и современным политическим дискурсом. В статье рассмотрены вопросы, касающиеся его онтологии, и сущностные характеристики; обозначены «исходные позиции» ПД до того момента, когда этот дискурс начал подвергаться трансформациям в силу изменившихся условий; обозначены основные проблемы общественно-политической коммуникации в современном обществе и связанные с ними общественные явления. Рассматривая усиление популизма как результат таких проблем, автор приходит к выводу, что в основе их генезиса лежат трансформации коммуникативного взаимодействия, вызванные развитием новых информационных технологий. В частности, акцентируются аспекты разрушения обособленности публичного пространства как сферы легитимного продуцирования политического дискурса, а также наблюдаемый в современном обществе «конфликт интерпретаций» маркеров и символов «языка» политики. Для выявления произошедших метаморфоз и понимания их генезиса анализируются особенности когнитивного механизма ПД и его трасформации, демонстриуется оформление изоморфизма семиотических систем политики/власти и массовой культуры, в результате чего семантическое пространство ПД заполняется референтами массовой культуры.

Рассматривается проблема вариативности синтетического текста, имеющего словесное, звуковое и перформативное воплощение. Опираясь на существующие в литературоведении опыт осмысления феномена синтетического искусства и методы его изучения, авторы формулируют теоретические и аналитические установки исследования: его объектом становится вербальный и музыкальный субтексты, каждый из которых выполняет смыслообразующую функцию; отклонение исполняемого текста от печатного значимо с точки зрения потенций смысла, при этом все варианты равнозначимы и равноправны; в исследовании вариативности текстов А. Башлачёва используется коррелятивный подход, предусматривающий смысловую соотнесенность субтекстов. Материалом для статьи послужили поздние произведения А. Башлачёва, объединенные темой поэта и поэзии. Проясняется авторское представление о миссии поэта, трагичности его судьбы, неизбежности конфликтов между поэтом и властью, поэтом и толпой. Данные идейно-содержательные компоненты кладутся в основу коррелятивного анализа вариативности текстов Башлачёва. Сопоставляются его поздние печатные тексты и варианты их авторского исполнения. Выявляются разные формы отклонений: синтаксически немотивированные паузы, редуцирование пауз, звукоимитация, специфическое произношение, включение новых слов, частиц, междометий, перестановка фрагментов. В каждом случае обнаруживается приращение смысла. Башлачёв-исполнитель посредством разных форм отклонения от текста-оригинала (на уровне вербального и музыкального субтекста) актуализирует неявное содержание, направляя процесс смыслообразования в сознании реципиента. Отклонения нередко значительно корректируют изначальный текст, делая его более острым идейно, усиливая драматизм сюжетной ситуации выбора и трагичность звучания темы.

Рассматриваются языковые средства выражения аргументации в судебном дискурсе на примере обвинительной речи прокурора — литературного героя романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». Выявляются логические и психологические виды аргументации, характерные для судебных речей конца XIX века. Такие тексты отличаются сложными тезисно-аргументативными структурами с использованием многообразных прагматико-риторических средств, а также приемов и сложных предложений с разными типами связи. При этом убедительность речи прокурора достигается за счет чрезмерного эмоционального воздействия на присяжных заседателей. Делается вывод, что что аргументативная речь судебных ораторов имеет свои отличительные особенности ввиду институционального характера данного дискурса, что предполагает наличие специфических языковых средств. Отмечается, что при употреблении языковых средств прагматико- и логико-риторического характера необходимо учитывать правила уместности их употребления. Злоупотребление риторическими приемами влечет непреднамеренные коммуникативные ошибки, которые могут привести к коммуникативному провалу. Однако в художественном произведении аргументативная речь с подобным набором языковых средств может усиливать не только эстетическое воздействие на читателя, но и композиционную, когнитивную, логическую, иллокутивную, экспрессивно-прагматическую рельефность и выразительность повествования.

Исследование посвящено методу «левого неприличия», возникшему в русле левого искусства в начале Советского периода. Наша задача — дать определение данному методу, описать его приемы, а также выяснить, с какой целью он использовался в данный период. Мы предполагаем, что «левое неприличие» возникло в просоветском искусстве и было связано с тем, что советская власть испытывала потребность в легитимации, невозможной без дискредитации предшествующей имперской власти. В связи с этим «левое неприличие» было призвано дискредитировать имперскую власть, представить новый взгляд, новую оценку имперского наследия. Ключевой задачей данного метода стало принижение значимости и осмеяние этого наследия, что достигалось с помощью столкновения в одном пространстве или образе явлений «высокого» (предметов религиозного культа или имперской власти) и «низкого» (предметов, касающихся «низменных» физиологических процессов или сексуальности) порядков. В данной работе дается определение «левого неприличия» и описывается история его возникновения, а также предлагается сопоставительный анализ фильма С. Эйзенштейна «Октябрь», публицистической работы А. Луначарского «Почему мы охраняем дворцы Романовых (Путевые впечатления)» и рассказа И. Бабеля «Дорога». Анализ данных произведений позволяет продемонстрировать, как реализовались на практике приемы «левого неприличия», а также предположить, насколько они были эффективны за счет того комического эффекта, который виден в них даже современному читателю или зрителю.