2018 Том 9 №1

Предпринята попытка выявить основные причины и проанализировать генезис трансформаций политического дискурса, а также продемонстрировать компаративную картину различий между предшествующим и современным политическим дискурсом. В статье рассмотрены вопросы, касающиеся его онтологии, и сущностные характеристики; обозначены «исходные позиции» ПД до того момента, когда этот дискурс начал подвергаться трансформациям в силу изменившихся условий; обозначены основные проблемы общественно-политической коммуникации в современном обществе и связанные с ними общественные явления. Рассматривая усиление популизма как результат таких проблем, автор приходит к выводу, что в основе их генезиса лежат трансформации коммуникативного взаимодействия, вызванные развитием новых информационных технологий. В частности, акцентируются аспекты разрушения обособленности публичного пространства как сферы легитимного продуцирования политического дискурса, а также наблюдаемый в современном обществе «конфликт интерпретаций» маркеров и символов «языка» политики. Для выявления произошедших метаморфоз и понимания их генезиса анализируются особенности когнитивного механизма ПД и его трасформации, демонстриуется оформление изоморфизма семиотических систем политики/власти и массовой культуры, в результате чего семантическое пространство ПД заполняется референтами массовой культуры.

The article analyses the main causes and the genesis of transformations in political discourse (PD) and provides a comparative analysis of the present and earlier forms of PD. The author examines the ontology and principal characteristics of PD, describes the state of political discourse prior to its current transformation and identifies the key problems and actual results of political communication in modern society. Considering the rise of populism, the author stresses that the current problems stem from changes in communicative interactions caused by the emergence of new information technologies. Special emphasis is placed on the formation of public space as the only realm where political discourse is produced legitimately. Another focus is the current ‘conflict of interpretations’ in regard to the markers and symbols of political language. To identify the metamorphoses of PD and to understand their genesis, the author investigates the main features of and transformations in the cognitive mechanism of PD and traces the emergence of the isomorphism of semiotic systems characteristic of politics/authorities and mass culture. These processes cause the semantic space of PD to embrace mass culture referents.

Рассматривается проблема вариативности синтетического текста, имеющего словесное, звуковое и перформативное воплощение. Опираясь на существующие в литературоведении опыт осмысления феномена синтетического искусства и методы его изучения, авторы формулируют теоретические и аналитические установки исследования: его объектом становится вербальный и музыкальный субтексты, каждый из которых выполняет смыслообразующую функцию; отклонение исполняемого текста от печатного значимо с точки зрения потенций смысла, при этом все варианты равнозначимы и равноправны; в исследовании вариативности текстов А. Башлачёва используется коррелятивный подход, предусматривающий смысловую соотнесенность субтекстов. Материалом для статьи послужили поздние произведения А. Башлачёва, объединенные темой поэта и поэзии. Проясняется авторское представление о миссии поэта, трагичности его судьбы, неизбежности конфликтов между поэтом и властью, поэтом и толпой. Данные идейно-содержательные компоненты кладутся в основу коррелятивного анализа вариативности текстов Башлачёва. Сопоставляются его поздние печатные тексты и варианты их авторского исполнения. Выявляются разные формы отклонений: синтаксически немотивированные паузы, редуцирование пауз, звукоимитация, специфическое произношение, включение новых слов, частиц, междометий, перестановка фрагментов. В каждом случае обнаруживается приращение смысла. Башлачёв-исполнитель посредством разных форм отклонения от текста-оригинала (на уровне вербального и музыкального субтекста) актуализирует неявное содержание, направляя процесс смыслообразования в сознании реципиента. Отклонения нередко значительно корректируют изначальный текст, делая его более острым идейно, усиливая драматизм сюжетной ситуации выбора и трагичность звучания темы.

This article investigates variations in a synthetic text manifested in word, sound, and performance. Based on earlier literary studies of the synthetic art phenomenon and its relevant methods, the authors set a theoretical and analytical framework for this research. The object of the study is verbal and musical subtexts, each performing a meaning-construction function. The difference between the performed and written texts is significant from the perspective of the capacities of meanings. However, the performed and written variants of the same text are equivalent. The study of variations in A. Bashlachev’s texts is based on comparison and meaning-based correlation between subtexts. The article examines A. Bashlachev’s late works linked by the cross-cutting theme of poetry and the Poet. A. Bashlachev’s vision of the Poet’s mission and life tragedy and an inevitable conflict between the Poet, on the one hand, and the authorities and the crowd, on the other. Ideational components set a framework for a correlation analysis of variations in A. Bashlachev’s texts. The authors compare Bashlachev’s late written texts and their performed variants. The authors identify deviations from the written texts — syntactically unmotivated pauses, pause reductions, onomatopoeia, pronunciation irregularities, inclusion of new words and interjections, and rearrangement of fragments. Each deviation produces an additional meaning. As a performer, A. Bashlachev alters the original text at the level of the verbal and musical subtexts to bring to the surface its implicit content. It affects the perception of meaning by the recipient. Deviations often introduce significant changes to the original text and make it more pungent and dramatic to emphasise the tragedy of the Poet.

Рассматриваются языковые средства выражения аргументации в судебном дискурсе на примере обвинительной речи прокурора — литературного героя романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». Выявляются логические и психологические виды аргументации, характерные для судебных речей конца XIX века. Такие тексты отличаются сложными тезисно-аргументативными структурами с использованием многообразных прагматико-риторических средств, а также приемов и сложных предложений с разными типами связи. При этом убедительность речи прокурора достигается за счет чрезмерного эмоционального воздействия на присяжных заседателей. Делается вывод, что что аргументативная речь судебных ораторов имеет свои отличительные особенности ввиду институционального характера данного дискурса, что предполагает наличие специфических языковых средств. Отмечается, что при употреблении языковых средств прагматико- и логико-риторического характера необходимо учитывать правила уместности их употребления. Злоупотребление риторическими приемами влечет непреднамеренные коммуникативные ошибки, которые могут привести к коммуникативному провалу. Однако в художественном произведении аргументативная речь с подобным набором языковых средств может усиливать не только эстетическое воздействие на читателя, но и композиционную, когнитивную, логическую, иллокутивную, экспрессивно-прагматическую рельефность и выразительность повествования.

This article analyses linguistic means of expressing argumentation in judicial discourse as used in the prosecutor’s speech in F. M. Dostoevsky’s The Brothers Karamazov. The author identifies logical and psychological types of argumentation characteristic of the 19th-century courtroom speeches. Such speeches use a complex structure of theses and arguments and employ various pragmatic and rhetorical means and devices alongside compound and complex sentences. The force of persuasion of the prosecutor’s speech depends on its emotional effect on the jury. The author concludes that the distinctive characteristics of speeches delivered to present arguments in court stem from the institutional nature of this type of discourse and the use of specific linguistic means. When employing pragmatic and logical and rhetorical linguistic means, it is necessary to follow the rules of usage and consider the suitability of such means. An excessive use of rhetorical devices leads to unintended communicative mistakes and may cause a communicative failure. In a work of fiction, such a use of a linguistic means can contribute to the overall aesthetic effect as well as to the compositional, cognitive, logical, illocutive, expressive, and pragmatic expressiveness of the narrative.

Исследование посвящено методу «левого неприличия», возникшему в русле левого искусства в начале Советского периода. Наша задача — дать определение данному методу, описать его приемы, а также выяснить, с какой целью он использовался в данный период. Мы предполагаем, что «левое неприличие» возникло в просоветском искусстве и было связано с тем, что советская власть испытывала потребность в легитимации, невозможной без дискредитации предшествующей имперской власти. В связи с этим «левое неприличие» было призвано дискредитировать имперскую власть, представить новый взгляд, новую оценку имперского наследия. Ключевой задачей данного метода стало принижение значимости и осмеяние этого наследия, что достигалось с помощью столкновения в одном пространстве или образе явлений «высокого» (предметов религиозного культа или имперской власти) и «низкого» (предметов, касающихся «низменных» физиологических процессов или сексуальности) порядков. В данной работе дается определение «левого неприличия» и описывается история его возникновения, а также предлагается сопоставительный анализ фильма С. Эйзенштейна «Октябрь», публицистической работы А. Луначарского «Почему мы охраняем дворцы Романовых (Путевые впечатления)» и рассказа И. Бабеля «Дорога». Анализ данных произведений позволяет продемонстрировать, как реализовались на практике приемы «левого неприличия», а также предположить, насколько они были эффективны за счет того комического эффекта, который виден в них даже современному читателю или зрителю.

This study deals with the method of ‘leftist obscenity,’ which emerged within left art in the early Soviet period. The article aims to define this method, describe its procedures, and identify the purpose it served at the time. The author assumes that ‘leftist obscenity’ arose within pro-Soviet art, when the Soviet government was seeking legitimation, which was impossible without discrediting the imperial regime. ‘Leftist obscenity’ was intended to discredit the imperial regime and to give a new perspective on the imperial heritage. The method aimed to diminish and ridicule that heritage. This was achieved by causing ‘high’ (objects of religious worship or imperial power) and ‘low’ (objects relating physiological processes or sexuality) phenomena to collide within the same space or image. This article provides a definition of ‘leftist obscenity’, traces the emergence of the phenomenon, and analyses S. Eisenstein’s film ‘October’, A. Lunacharsky’s essay ‘Why we guard the palaces of the Romanovs (travel impressions)’, and I. Babel’s short story ‘The Road.’ The analysis of these works shows how the method of ‘leftist obscenity’ was employed in practice and leads to the conclusion that the method worked by producing a comic effect, which is easily communicated to the modern reader or the viewer.