2016 Выпуск №3(57)

Завершается анализ системности «Критики чистого разума», которая служит опорой всей системы, созданной великим кёнигсбергским философом. Рассматривается место и роль трансцендентальной диалектики (она занимает в «Критике чистого разума» более половины всей книги) в Кантовой методологии науки и целой системе критицизма. Относительно традиционных гносеологических теорий это был совершенно новый дополняющий их раздел, связанный с пониманием знания как непрерывно развивающегося процесса, проходящего через научные революции. Для конституирования синтетических суждений a priori необходим выход за пределы наличного знания в стихию возможного опыта, а здесь разум сталкивается с антиномиями. Дана критическая оценка взглядов Карла Ясперса на познавательные возможности трансцендентально-диалектического разума. Доказывается, что трансцендентальная диалектика обеспечивает системную целостность философии Канта, предоставив ему возможность создать трансцендентальную философию, выходящую за пределы как вульгарно-механистического эмпиризма, так и трансцендентного догматизма.

This article concludes the analysis of systematicity of the Critique of Pure Reason — the work that underlies the entire system created by the great Königsberg philosopher. The author considers the role of transcendental dialectic (it accounts for more than half of the book) in Kant’s methodology of science and the system of criticism. In the context of traditional epistemological theories, it was an entirely new instalment supplementing these theories and understanding knowledge as a continuous process undergoing scientific revolutions. Constructing synthetic a priori judgements requires leaving the extant knowledge for the realm of possible experience, where reason is faced with antinomies. The author provides a critical examination of Karl Jaspers’ ideas about the cognising abilities of transcendental dialectical reason. It is stressed that transcendental dialectic ensures the system integrity of Kant’s philosophy, making it possible to construct a transcendental philosophy going beyond both vulgar mechanistic empiricism and transcendental dogmatism.

Среди онтологических предикатов, которые Кант обсуждает в лекциях по метафизике, присутствует категория силы. Это понятие выражает функцию отношения субстанции и акциденций и играет в дальнейшем определяющую роль в «Феноменологии духа» Гегеля. Закон есть простая форма единства, где содержится представление об игре сил. Сила является категорией, позволяющей понять сверхчувственный мир как царство законов. Подобное отношение обнаруживается не только в системе теоретического, но и в системе практического разума. Свобода — это «субстанция» существования человека в мире. Свобода есть идея, единство которой представлено в многообразии совершающихся в чувственно воспринимаемом мире поступков. Условие возможности познания свободы — категорический императив. Применение формулы нравственного закона в действительности может привести, как кажется, к противоречиям. Одно из таких противоречий содержится в знаменитом вопросе о мнимом праве лгать из человеколюбия. Теория Канта о невозможности тотального заблуждения позволяет, с одной стороны, показать, что Кант правомерно придерживается требования недопустимости лжи. С другой стороны, в ситуации, выступающей предметом полемики, речь идет не о лжи, а о необходимости сокрытия информации для спасения жизни человека. Идея «мира наизнанку» как второго сверхчувственного мира позволяет рассматривать принцип нравственного законодательства не в качестве формальной абстракции, а в качестве основоположения, обеспечивающего возможность движения исторической жизни. Феноменологический анализ ситуации Канта — Констана показывает, что проблема мнимого права лгать из человеколюбия заключается в некорректной постановке самого вопроса.

The category of power is one of ontological predicates discussed by Kant in lectures on metaphysics. This concept expresses relation of substance to its attributes and plays an important role in Hegel’s Phenomenology of Spirit. Law is a simple form of unity incorporating an idea of the play of powers, whereas power is a category that makes it possible to understand the supersensible as a realm of laws. This interpretation is inherent in the system of not only theoretical but also practical reason. Freedom is the ‘substance’ of human existence. The unity of freedom is an idea, whose unity is presented in the diversity of actions in the sensible world. A condition for cognising freedom is the categorical imperative. Apparently, applying the moral law formula may lead to contradictions. One of these contradictions is contained in the famous question regarding the alleged right to lie out of love of humanity. Kant's theory of impossibility of total delusion makes it possible, on the one hand, to prove that Kant is right to insist on inadmissibility of lying. On the other, in controversial situations, polemics focus on the necessity to conceal information to save a human life rather than lies proper. The idea of ‘inverted world’ is not a formal abstraction but the principle behind the movement of historical life. A phenomenological analysis of the polemic between Kant and Constant shows that the problem of alleged right to lie out of love of humanity is a result of an incorrectly posed question.

Трактаты Канта по проблемам политики, образующие слабо упорядоченный корпус текстов, вполне уместно переложить в виде диалогов — настолько высок накал полемики, запечатленной в них. Особенно драматичен центральный во многих отношениях текст «К вечному миру», полный ярких выражений, которыми восхищались уже первые читатели. Диспутанты представлены как конкретными авторами (например, Гарве, Мендельсон, Фридрих Великий), так и собирательными образами, олицетворяющими целые сословия. Две главные стороны — сам Кант и любимые им философы (такие, как Сен-Пьер и Руссо) — выступают против «правительства» и «заправских юристов». Кантова философия права, стоящая, как считается, на метафизическом фундаменте, создана с минимумом антропологических предпосылок, и в этом его заслуга. Но учение Канта о политике очень тесно связано с моральной антропологией, и в этом его достоинство. Оправдываясь эмпирическими наблюдениями, политик нарушает нормы права. Тем самым он сознательно подчиняется склонностям, которых опасается в народе. Философ, во многом соглашаясь с мрачными оценками человеческой природы, все же стремится переубедить политика и вселить в него умеренный оптимизм. В статье проводится сбор, обобщение и систематизация представлений политиков и юристов о людях, мире и политической деятельности. Согласно Кантовой философии права модель идеального общества можно изобразить как механизм, но его же философия истории и политики решительно противятся этому и склоняют к органицизму. Методологической основой анализа аргументации служит когнитивный подход В. Брюшинкина. Показаны исторические и идейные источники тех ориентиров в принятии решений, которые Кант приписывает своим оппонентам. Обобщаются результаты исследований в данной области, проведенных В. Бушем, Г. Уильямсом, Г. Кавалларом, Б. Людвигом и Р. Брандтом.

Kant’s treatises on political problems form a loosely structured text corpus. However, due to its passionate polemic, it can be rewritten in the form of dialogues. The most dramatic instalment is the authoritative treatise Toward Perpetual Peace, which is full of memorable phrases that used to excite the very first readers. Kant’s opponents are both concrete authors — either living or dead contemporaries (Garve, Mendesohn, Frederick the Great) — and generalised characters representing entire classes. The two opposing parties are Kant and his favourite philosophers (Saint-Pierre and Rousseau) against the ‘government’ and ‘lawyers’. Kant’s philosophy of law, which is believed to rest on a metaphysical foundation, is constructed using a minimum of anthropological premises, which is often viewed as a virtue. However, Kant’s political teaching is closely connected with moral anthropology, which is considered as another virtue. Justifying their actions with empirical observations, politicians violate legal rules. Thus, they are subject to the same propensities that they find so frightening in the population. The philosopher, although agreeing with the grim opinion of human nature, tries to dissuade politicians and instil moderate optimism in them. The article collates and systemises politicians’ and lawyers’ ideas of humans, the world, and politics. According to Kant’s philosophy of law, the model of an ideal society can be pictured as a mechanism. However, his philosophy of history and politics claims the opposite, inclining towards organicism. The methodological framework for argumentation analysis is V. Bryushinkin’s ‘cognitive approach’. The author identifies the historical and ideational sources of decision-making criteria, which Kant assigns to his opponents. The article summarises relevant findings reported by H. Williams, G. Cavallar, R. Brandt, and others.

Анализируется проблематика так называемой гайстологии, то есть «науки о призраках», затронутая в книге Ж. Деррида «Призраки Маркса». Методологическим подходом к данной проблематике избирается «семиологическая авантюра» Юлии Кристевой, основанная на рассмотрении языка как гетерогенной структуры в поле взаимодействия между семиотическим, понимаемым как долингвистическое состояние инстинктивных влечений, и символическим, выступающим в качестве социально ориентированных практик идентификации субъектов и их дискурсивных практик. Затрагивается проблема игры на границе этого взаимодействия в свете разрабатываемой в статье идеи об опасности прорыва призраков в действительную реальность, что превращает ее в симулятивную гиперреальность. Акцентируется моральный ригоризм Канта в контексте его теории игры, оцениваемый как косвенное предостережение против «химер воображения», через которые «призраки» способны проникнуть в актуальную онтологию. Утверждается, что это проникновение отражается в особой специфике художественного воображения с его поэтическими ключами, открывающими те двери восприятия, каковые закрыты для иных форм общественного сознания/бессознания. Анализируется новелла «Песочный человек» Э. Т. А. Гофмана, которая интерпретируется как романтическое предостережение об опасности символических «игр с призраками», порождаемыми механизацией мышления и бытия.

This article analyses the science of spectres addressed in J. Derrida’s book Spectres of Marx. The methodological approach employed is Julia Kristeva’s ‘semiological adventure’, which is based on considering language as a heterogeneous structure in the realm of interactions between the ‘semiotic’ understood as a pre-linguistic condition of instinctive drives and the ‘symbolic’ manifested in socially oriented identification and discursive practices. The problem of play at the interface of its interactions is examined in the context of a danger of an ‘offensive of spectres’ against the reality, which can turn the latter in a ‘simulated hyperreality’. The author stresses Kant’s moral rigour in the context of game theory, which is interpreted as an indirect warning against ‘chimeras of imagination’ capable of transporting ‘spectres’ into actual ontology. It is stated that such transportation is reflected in the characteristics of artistic imagination and its poetic keys opening the ‘doors of perception’ that are closed to the other forms of social consciousness/unconsciousness. The article analyses E. T. A. Hoffmann’s novel The Sandman, which is interpreted as a romantic warning against symbolic plays with spectres generated by the mechanisation of thinking and being.

Проанализирована роль религии в процессе формирования понятия права в определенной культуре, с точки зрения Н. Н. Алексеева. Установлена связь между принципами раскрытия содержания правовой сферы и концепцией субъективности. Показано, как Н. Н. Алексеев преодолевает понятие субъективности, представленной в философии Нового времени (в первую очередь, в концепции Рене Декарта). В основе переосмысления Н. Н. Алексеевым концепта субъективности лежит аксиология баденского неокантианства В. Виндельбанда и Г. Риккерта. Вслед за неокантианскими мыслителями Н. Н. Алексеев утверждает, что измерение культурного развития возможно постольку, поскольку существуют априорные вневременные ценности. Индивид, следовательно, приобщается к этим ценностям, а не формирует их. Таким образом, в статье определено значение ценности в философии права Н. Н. Алексеева. Используя данную трактовку ценности, Н. Н. Алексеев разрабатывает аксиологическую модель права на религиозной основе. В статье отмечено, что религия позиционируется мыслителем как инструмент для выявления ценностного содержания и показана его реализация в сфере политики. Благодаря религии возможно раскрытие содержания априорных ценностей, их легитимация с учетом историко-культурных особенностей соответствующего социума и последующее закрепление в нормах права. В этом смысле религия трактуется Н. Н. Алексеевым как связующее звено между моралью и законом. Проанализирован особый статус христианства по отношению к остальным религиям в философии права Н. Н. Алексеева; определена историческая роль христианства в раскрытии идеи права. Рассмотрено, почему Н. Н. Алексеев из многообразия религий отдает приоритет христианству как важнейшему фактору в процессе развития права как такового.

This paper is devoted to investigation of destination of religion in the process of forming of the concept of law in determined cultural circumstances. This study is actualizes the essential link between comprehension of content of domain of law and concept of subjectivity. Nikolay Alexeev overcomes concept of subjectivity represented in philosophy of early modern period of European history, (primarily in the rationalistic tradition of Rene Descartes). The crucial significant in his concept of law is got neo-kantian axiology of Wilhelm Windelband and Heinrich Rickert. Following to neo-kantian thinkers Alexeev indicates, that genesis of culture is measured because a priori values are exist. Therefore individual is not a creator of these values per se. Value became the basis of Alexeev’s philosophy of law. Furthermore he elaborated axiological model of law onto religious foundation. Religion — is a tool for initiating condition of values and there setting in political domain. Paper argued how religion conducts genesis of law. In that sense religion evaluated like a link between morality and law. Essential item of philosophy of law of Nikolay Alexeev — is a superiority of Christianity in the midst of couple of religions in solution of problem in development of law. Author shows the historical role of Christianity in revealing of the idea of law per se.

Лекции по естественному праву Файерабенда представляют собой крайне важный источник при изучении этико-правовых взглядов И. Канта. Прочитанные Кантом в 1784 г., они наглядно демонстрируют, что основы его философии права не были поздним творением, а заложены еще в середине 80-х годов XVIII века. В то же время близость текста записей лекций по естественному праву к «Основоположению метафизики нравов» способна помочь лучше прояснить и некоторые моменты формирования основ кантовской моральной философии. Один из таких моментов связан с вопросом моральной мотивации: каким образом мы можем не только понимать, как мы должны поступать согласно моральному закону, но еще и действительно желать так действовать? Как и в печатных работах, во «Введении» к лекциям по естественному праву Кант приходит к выводу о том, что сама по себе человеческая воля не способна на полное согласие с моральным законом — ввиду того, что объективный мотив (моральный закон) у нее не совпадает с субъективным мотивом (максимами действия). Поэтому воля должна принуждаться к следованию моральному закону, а его предписания для нее всегда суть императивы. Однако, дабы такого рода принуждение не нарушило автономии воли, оно должно исходить от нее самой. Такое принуждение, по Канту, возможно, если воля будет принуждать саму себя к действию посредством идеи совершенно благой воли (то есть такой, которая сама по себе всегда согласна с предписаниями морального закона), свойственной одному лишь Богу. Статья сопровождается переводом небольшого фрагмента введения «Естественного права Файерабенда».

Natural Law Notes of Feyerabend is one of the most important sources by the research of ethical and juridical views of Kant. Dating back to 1784 they distinctly demonstrate that the basic principles of Kant’s philosophy of right are not a late production of the philosopher, but they have been formed already in the middle of 80’s of 18th century. Therewith we can use this lectures notes for the studies of Kant’s moral philosophy too, because of their closeness to the Foundations of Metaphysics of Morals, what can help us to understand some not clear aspects of Kant’s ethical thought. One of such questions is the question of moral motivation, and namely how we can not only know, what we have to do according to the moral law, but also actually want do it? As in his published writings Kant concludes in the Introduction of Natural Law Notes that human will itself can not be in complete agreement with the moral law, because objective motive (that is the moral law alone) for this will isn’t identical with subjective ones (that are maxims of action). That is why it must be forced to follow the moral law and its commandments are for it imperatives. But in order not to distort autonomy of will, this force should come from the will itself. Such a force according to Kant is possible, if the will would force itself to action with an idea of an complete good will (what means such a will which is always in accordance with the moral law), which is inherent in God alone. With the article is enclosed the translation of a small fragment of Introduction to the Natural Law Feyerabend.