Текущий выпуск

В настоящем исследовании дан анализ раннего стихотворения Велимира Хлебни­кова «Вам» (1909), посвященного М. А. Кузмину. Предпринята попытка (на основе изучения дневниковых записей Кузмина и писем Хлебникова) реконструировать лич­ные и творческие отношения двух поэтов, уточнить датировку письма молодого по­эта к мэтру, а также понять, как строится адресация текста. Другим аспектом исследо­вания стал ряд интертекстуальных слоев стихотворения. Первый — литера­турный, связанный, в частности, с произведениями Дж. Байрона («Паломничество Чайльд-Гарольда»), А. С. Пушкина (ода «Вольность», «Евгений Онегин»), М. Ю. Лер­монтова («Умирающий гладиатор») и ряда других поэтов. Второй аспект — визуаль­ный, в ос­но­ве которого несколько экфрасисов — известная античная скульптура «Умираю­щий галл» (копия которой находится в Капитолийском музее в Риме) и не­сколько надгроб­ных памятников на кладбищах в Гунибе и Каргебиле (Гергебиль). В статье по­дробно по­казано, как экфрасис и интертекст образуют метатекст.

Статья строится не только на анализе стихотворения «Вам», но и на привлече­нии широкого контекста произведений В. Хлебникова, а также документальных ма­те­риалов — писем его родственников (отца, матери, сестры). Проведенное исследова­ние позволяет обозначить связь текста В. Хлебникова с русской и мировой литерату­рой и искусством.

Представлены результаты исследования культурного кода города на примере Санкт-Петербурга. Город рассматривается автором как символическое простран­ство, насыщенное значениями, которое можно кодировать и декодировать. Поэтому в работе используется категория «культурный код» как относительно устойчивая си­стема упорядочивания культурных смыслов, ментально укорененная в коллективных представлениях, детерминирующих восприятие города со стороны горожан. Культур­ный код является семантическим отражением уникальности города и его отличий от других городов, он осмысляется с помощью образов, которые передаются от поколения к поколению, фиксируясь в культурной памяти города. Однако исследо­ваний культур­ного кода города посредством анализа мнений его носителей и трансля­торов — горо­жан, их ментальных установок и субъективных аспектов воображения города пока сравнительно мало. В статье приводятся результаты эмпирического ис­следования культурного кода Санкт-Петербурга. Исследование проведено посредством структу­рированного интервью с петербуржцами на основе методики ментального картирова­ния К. Линча с использованием вербальных способов получения данных и с акцентом на выявлении ценностных оснований восприятия города его жителями по следующим блокам: а) природно-климатические особенности; б) памятные события прошлого и места памяти города; в) пространственные характеристики; г) извест­ные личности; д) доминирующие образы и символы города. Выборка 50 респондентов осуществлялась исходя из квоты по возрасту, полу, сфере деятельности, времени, районам прожива­ния. Эмпирический срез мнений горожан проводился на основе каче­ственного исследо­вания, что позволило выявить глубинные ментальные установки горожан и опреде­лить наиболее значимые элементы культурного кода города. Получен­ные данные име­ют прикладную значимость, поскольку могут служить определенным ресурсом для развития города как в рамках его позиционирования во внешней среде, так и в куль­турной политике и городском планировании.

Осуществлена попытка представить город как текст и контекст, создаваемый городом и горожанами, для того чтобы осмыслить собственное место и время. На примере феномена «петербургского текста» и становящегося «кёнигсбергского-кали­нинградского текста» показано, что эти тексты выполняют в культуре роль рефлек­сивной формы-зеркала, помогающей городу осмыслить себя. Исследуя поэтику Иосифа Бродского, автор демонстрирует, как сквозь калининградский текст явно про­свечивает кёнигсбергский контекст, без которого современный город не виден и не чув­ствуется. Автор одновременно приходит к выводу, что привычных средств для по­ни­мания и осмысления человеком города и себя в городе недостаточно. Необходимы но­вые метафоры и средства, помогающие понимать город. К таковым относятся по­рис­тость, ритм, отпечатки. Приводится базовая метафора города как пористой губки. Представлен феномен фланёра как особой фигуры, более подходящей для фено­мено­ло­гического погружения в городскую повседневность. На примере современного Калинин­града показываются эпизоды жизни повседневного города и обосновывается необходи­мость возвращения городу человека, соразмерного ему.

Статья посвящена изучению прагматических аспектов визуальной коммуника­ции в современном урбанистическом пространстве. Физические объекты городской среды рассматриваются как текст, направленный на трансляцию определенной ин­формации горожанам. Исследовательский интерес представляет как способ формиро­вания значения, в основе которого лежит взаимодействие различных семиотических ресурсов (цвета, изображения, графического дизайна, фактуры, языковых знаков), так и рецепция, декодирование мозаики визуально воспринимаемых знаков адресатами. Визуальный ландшафт города насыщен образами и символами, имеющими определен­ное ценностное значение для его жителей. Изучение темпорального измерения объек­тов материальной культуры позволяет установить связь между прошлым и настоя­щим, высветить элементы исторической памяти социума. В фокусе внимания наше­го исследования находятся визуальные характеристики объектов третьего места, которые являются важными элементами урбанистического пространства. В каче­стве материала для анализа были выбраны коммерческие рекреационные объекты Нижнего Новгорода, а именно кафе, кофейни, рестораны и пиццерии. Основываясь на положениях социальной семиотики, мы рассматриваем в деталях два кейса: анализ внешнего облика ресторана «Гусь в яблоках» и кафе азиатской кухни «Клара Цеткин». Цель состоит в изучении визуального оформления посыла урбанистических объектов к горожанам, а также анализ того, как культурные смыслы, заложенные в семиотически осложненном тексте, считываются адресатами. Работа носит междисциплинарный характер, она находится на стыке визуальной коммуникации, медиаурбанистики и социальной семиотики. Ключевые методы исследования — критический дискурс-ана­лиз, визуальное наблюдение и анкетирование. Их комплексное применение позволило осуществить дескрипцию внешнего оформления объектов третьего места, рассмот­реть его как комбинацию вербальных и невербальных знаков, создающих локальную идентичность объекта, а также выявить то, как воспринимается данная визуально транслируемая информация реципиентами. В ходе исследования было определено вли­яние актуального городского контекста, а также исторического контекста на зри­тельное восприятие третьего места, детализированы факторы, делающие рекреаци­онные объекты заметными и привлекательными. Разработанная концепция может быть использована для более масштабного анализа визуальной коммуникации в город­ском контекс

Проанализированы социальные факторы, оказывающие влияние на содержание экс­курсионных нарративов. На основе материалов интервью с калининградскими гидами выявлены основные социальные требования, предъявляемые к экскурсоводческой дея­тельности, и связанные с ними ограничения в повествовании. Среди основных соци­альных регуляторов экскурсионных нарративов в статье выделены: процесс социали­зации, социальный контекст самой экскурсионной ситуации, в которой действуют эффекты групповой динамики, а также институциональный контроль. Обосновыва­ется, что экскурсовод является носителем символической власти, которая заключа­ется в его способности придавать значение вещам и событиям и тем самым оказы­вать влияние на общественное мнение. В этом плане экскурсовод выходит за рамки роли рассказчика, становясь творцом, креатором смыслов. Экскурсоводческая дея­тельность имеет большое социальное значение и формирует у экскурсантов положи­тельный образ территории, истории и культуры местного населения. Ввиду этого особое внимание в статье уделено также политическому регулированию целей и со­держания экскурсий. Сделан вывод о том, что жесткий административный контроль экскурсионных нарративов малоэффективен. На рамки и содержание экскурсионного повествования прежде всего оказывает влияние наличие у гида сформированного про­фессионального габитуса, включающего в себя осознание социальной значимости экс­курсионной деятельности, социальную ответственность, коммуникационные навыки, а также любовь и уважение к краю, его истории и жителям.

Представлены результаты исследования семиотического потенциала городской скульптуры как носителя культурного кода города, а также анализа отдельных сег­ментов культурного кода города, ставших его неотъемлемой частью вследствие кон­цептуальной трансформации, в семиотическом ключе. Актуальность исследования обусловлена возрастающим вниманием к роли визуальной культуры в формировании идентичности жителей современного города, а также необходимостью разработки инструментов для анализа и интерпретации таких сложных семиотических систем, как городские скульптуры. Цель работы — выявить механизмы кодирования и когни­тивного редекодирования культурно-исторической информации в скульптурных про­изведениях, а также определить роль этих объектов в обогащении культурного кода города и формировании уникального социокультурного контекста для его жителей.

В качестве объектов исследования выступили физические арт-объекты, носители глубинных смысло-символов, функционирующие в культурно-семиотическом поле го­род­ского пространства, репрезентированные в визуальном кластере культурного кода го­рода, которые были созданы по мотивам и / или на основе текста. На примере скульптурных композиций-нарративов в Краснодаре («Памятник Екатерине II», «Со­бачкина столица», «Запорожские казаки пишут письмо турецкому султану» и др.), а так­же Геленджике («Белая невеста») осуществлен анализ лиминального механизма, в ре­зультате которого вербальный текст в процессе объективации получает семиоти­че­ское осложнение, преобразуется в иконический статический пространственный се­миотический нарратив, впоследствии становясь прецедентной единицей.

В результате исследования построена модель процесса, в результате которого происходит не только вторичное означивание, но и создание новых, актуализирован­ных оттенков смысла в ядре культурного кода, что способствует пониманию меха­низма генерации сложных многослойных мультимодальных арт-объектов, оказываю­щих заметное влияние на социальную и культурную идентичность субъектов город­ского пространства.

Рассмотрена репрезентация пространства Екатеринослава на материале 22 рус­ских травелогов конца XVIII — XIX века (тексты И. Я. Акинфиева, А. С. Афанасьева, П. А. Бибикова, И. Ф. Вернета, Ф. Ф. Вигеля, А. Ф. Воейкова, Н. С. Всеволожского, К. И. Габлица, И. М. Долгорукого, М. П. Жданова, К. П. Жукова, В. А. Жуковского, Иако­ва (И. И. Вечеркова), Л. З. Кунцевича, Н. М. Лонгинова, А. Н. Молчанова, Д. М. Перево­щикова, В. М. Сидорова, П. И. Сумарокова, Г. Т. Хохлова, А. В. Храповицкого, П. И. Ша­ликова). Цель исследования состоит в аналитическом описании основных простран­ственных характеристик образа данного города в рамках семиотико-имагологического подхода. Установлено, что репрезентация пространства Екатеринослава выстроена авторами травелогов в основном посредством оппозиции «пространство славного прошлого — пространство бесславного настоящего». Соответственно, характери­стике образа города свойствен мотив нереализованной потенции. Момент основания города (пространство исторической памяти) маркирован мотивами славы, масштаб­ности, проектности и связан с образами имперской персоносферы — Екатерины II, ее фаворита Г. А. Потемкина, а также австрийского императора Иосифа II. Напротив, авторы XIX века отмечают репрезентацию современного им Екатеринослава в основ­ном негативно — мотивами маломасштабности, непривлекательности, провинци­альности, мортальности, скуки, жары, грязи.

Любой город хранит скрытые смыслы, связанные с его историей, преднамеренны­ми или непреднамеренными замыслами строителей, репрезентациями власти и практиками обитателей, выявляющими архаические или псевдоархаические элементы в структуре города. В центре внимания статьи — Ереван как пространство множе­ственных символических наслоений, конфликтов и переозначиваний. Авторы просле­живают, как в армянской столице на протяжении ХХ и XXI веков происходило целе­на­правленное вытеснение одних знаков другими — от сноса религиозных и советских архитектурных объектов до топонимических трансформаций. Анализируя примеры переименования улиц, авторы выявляют, как идеологические стратегии проявляются как в государственных инициативах, так и в локальных коммерческих названиях.

Особое внимание уделяется протестным движениям (с 1988 по 2022 год), в ко­торых улица выступает как пространство артикуляции коллективной субъектно­сти. Методологически работа опирается на семиотику пространства, антропологию города и теорию репрезентации (в том числе А. Лефевра), рассматривая, как матери­альные и символические практики конфликтуют, сосуществуют и формируют «ме­сто» в антропологическом смысле. Статья предлагает интерпретацию Еревана как живого городского текста, где каждое переименование и протестное действие — это борьба за право на значение.

В статье осуществлено сравнительное описание различных типов метафоры на основе анализа прозы классика армянской литературы Гранта Матевосяна (1935—2002). Обращение к его творчеству имеет характер антиспекулятивного «философ­ствования в материале», при котором философские конструкты возникают из дви­жения нефилософского, в данном случае литературного, материала. Подобным фило­софским конструктом является «нравосмешение» (Sittlichkeit) — понятие, использу­емое автором для описания специфической модели организации общества, воспроизве­денной Матевосяном в его «цмакутском» цикле. В безнадежной борьбе за сохранение традиционной культуры труда и жизненного уклада, подвергающихся разрушитель­ной атаке мобилизационной модернизации, Матевосян-человек потерпел поражение как традиционалист. Но Матевосян-писатель, разработавший и применивший для описания метаморфоз разрушающегося «нравосмешения» нетрадиционные подходы, свойственные современной литературе, одержал победу как модернист.

В составе творческого инструментария Матевосяна содержится широкий спектр самих-себя-в-себе-показывающих явлений («феноменов»), к которым относят­ся различные типы метафор. Их сравнительный анализ позволил обозначить широкое пространство метафоры между эпифанией и со-бытием. В статье осуществляется поэтапный переход от общей идеи эпифании к лирической метафоре, затем к экзи­стенциальной, или феноменологической, и наконец к эпистемологической. Трансфор­мация завершается переходом к онтологическому со-бытию, вовлекающему в про­странство метафоры самого автора.

   Статья представляет собой комплексное исследование феномена городских «непе­реводимостей» — уникальных культурных практик, терминов и семиотических ко­дов, укорененных в специфическом историческом и социальном контексте. Авторы сосредоточиваются на таких явлениях, как русский «ЖКХ-арт», французское “flâne­rie”, индийское “jugaad”, испанское “tertúlia” и аргентинское “merendero”, демонстри­руя, что эти слова невозможно адекватно перевести без потери смысловых, эмоцио­нальных и культурных коннотаций. Основной тезис работы заключается в том, что городские тексты обладают принципиальной «непереводимостью» из-за их мульти­модальной природы (сочетание вербального, визуального и пространственного), дина­мичности (постоянная трансформация в реальном времени) и глубокой контексту­альности (связь с коллективной памятью и локальными практиками).

Методологическая основа исследования включает несколько взаимодополняющих подходов: герменевтический анализ городских текстов; сравнительный анализ урбани­стических практик в разных культурах (например, сопоставление русских «посиделок у подъезда» с испанской “tertúlia” или индийским “jugaad”), который выявляет лакуны в восприятии схожих, но не тождественных явлений; визуально-антропологические методы; лингвистический анализ ключевых понятий, включая их этимологию, се­мантику и употребление в устной и письменной речи (например, в блогах и социаль­ных сетях). Разработана оригинальная классификационная матрица, которая оцени­вает городские феномены по четырем параметрам: степень формализации (F), вре­меннáя динамика (T), вовлеченность социальных групп (I) и материально-символи­че­ские компоненты (M). Эта матрица позволяет систематизировать разнородные яв­ления и выявлять их культурную специфику. Предложены образцы статей для буду­щего Словаря городских непереводимостей.

Рассмотрены окказионализмы «москванутый» и «питернутый», «петербургну­тый», образованные по модели страдательных причастий прошедшего времени с ре­зультативным значением. Целью работы стало выявление стереотипов, отраженных в лексических значениях новообразований, которые связаны с топонимами — Москвой и Санкт-Петербургом. В основе исследования лежат данные естественных корпусов Интернета Яндекс и Google, а также результаты опроса. Для получения более объек­тивных данных в опрос был включен вопрос, помогающий разграничить жителей Москвы, Петербурга и других регионов. Большинство респондентов считает, что слово «москванутый» чаще употребляется в отрицательном значении, а слова «пи­тернутый» и «петербургнутый» имеют как отрицательное, так и положительное значения. Проанализированные примеры слов «москванутый», «питернутый» и «пе­тербургнутый» позволили выявить значения, основанные на стереотипах, обуслов­ленных жизнью в столицах. В результате обнаружено, что в слове «москванутый» выделяются значения, связанные с отрицательной оценкой жителей Москвы, неприя­тием их темпа жизни, ценностей, стремления к успеху, а также осуждением тех, кто стремится переехать в Москву и не ценит свою малую родину. У слов «питерну­тый» и «петербургнутый», напротив, в значении подчеркивается любовь к городу, противопоставление культуры и искусства «московским» ценностям. Особенность образования данных слов по модели страдательного причастия вносит в значения слов элемент «неадекватный» или «безумный», при этом у слова «москванутый» этот от­тенок связан с осуждением, даже с обсценной лексикой, а в словах «питернутый» и «пе­тербургнутый» чаще имеет экспрессивный характер, связанный с любовью к горо­ду.

According to the generally accepted Stern-Vygotsky paradigm, preverbal infants, while learning words, first learn concepts and names (phonetic complexes) separately. And then, in the second year of life, they associate the learned names with concepts, forming words “name + meaning (concept)”. However, recent studies show that 6-month-old infants already know some common words, such as banana, mouth, and hand, indicating that they understand their referential uses. These and other results indicate that infants develop the associated pairs of “name + concept” from a very early age. This clearly contradicts the generally accepted para­digm. To explain how early words appear in infants, this article introduces a hypothesis, which states the innateness of the dual structure of the referential word in infants: “the sound template of the name + the conceptual template of the meaning”, in which the name and the meaning are initially connected. As infants accrue speech experience, this structure is trans­formed into a referential word in two stages. First, by using the name template, infants isolate a specific name in an adult's phrase and form a specific word with an unknown meaning: “the specific name + the meaning template”, and then, based on the referents of this word suggest­ed by adults, infants form its meaning, thereby obtaining a referential word, that is, “the spe­cific name + the specific meaning”.