2017 Том 8 №4

Рассматриваются различия между статическим и динамическим пониманием текста и дискурса. Главным фактором различия автор считает концепцию коммуникативного действия (семиотического поступка), которая играет ключевую роль в коммуникативной модели текста, но игнорируется в рамках языковой модели. Согласно коммуникативной (динамической) модели: 1) текст является последовательностью семиотических поступков (коммуникативных действий), вернее, их вербальных составляющих; 2) вербальный облик высказывания и коммуникативное действие кардинально отличны; 3) когнитивное состояние автора действия обозначает собой предел смыслообразования в данном действии (и, соответственно, в данном предложении текста); 4) коммуникативное смыслообразование состоит в том, что автор видит смысл в самой процедуре коммуникации, а не в отражении реальности, сообщении мысли и пр.; 5) воспринимая зафиксированный на письме текст, сознание читателя постоянно интерпретирует только одно коммуникативное действие, что делает непроцессуальное понимание текста неэффективным с точки зрения смыслообразования. В свою очередь, дискурс в динамическом понимании представляет собой осознанную ситуацию данного коммуникативного действия, или плавающую систему параметров, всякий раз воссоздаваемых и обновляемых для корректной интерпретации данного семиотического поступка.

This article analyses differences between the static and dynamic interpretations of the text and discourse. The concept of a communicative action (a semiotic act) is considered as the main distinguishing factor that is crucial for the communicative model of text but is ignored within the language model. The communicative (dynamic) model postulates the following: 1) the text is a sequence of verbal elements of communicative actions; 2) the verbal manifestation of an utterance differs fundamentally from a communicative action; 3) the cognitive condition of the author of an action imposes a limit on meaning formation within the action and within the corresponding sentence of a text; 4) communicative meaning formation implies that the author sees sense in the procedure of communication per se rather than in reflecting reality or conveying thoughts; 5) when perceiving a written text, the reader’s consciousness constantly interprets a single communicative action and this makes a not-procedural understanding of a text ineffective. In dynamic terms, discourse represents a recognized situation of a given communicative action or a flexible system of parameters that is constantly recreated and updated to ensure the correct interpretation of a semiotic act.

Представлены предварительные результаты проекта, посвященного многоязычию в мировой поэзии. Межъязыковые взаимодействия особенно устойчивы в тех контекстах, где писатели (поэты) либо существуют в многоязычных социокультурных средах, либо перемещаются от одной страны к другой на протяжении всей своей литературной карьеры. Многоязычные поэты служат образцовыми агентами культурного трансфера, существуя в двух или более культурных и / или языковых пространствах одновременно и, таким образом, делая культурные переносы через границы разных языков более легкими, эффективными и сознательными. Анализируются разные случаи поэтического двуязычия, когда поэты, которые могут свободно говорить и писать на двух или более языках, намеренно создают либо варианты одного и того же текста на двух языках, либо разные стихи на двух отдельных языках. Выделяются географические зоны, где многоязычное поэтическое творчество наиболее активно (как в историческом разрезе, так и в современном состоянии). Объем картирования ограничен европейскими странами и областями с двуязычным или многоязычным населением. Также рассматриваются теоретические и практические проблемы в картировании поэтического многоязычия в Европе.

This article presents preliminary results of a project studying multilingualism in world poetry. Multilingual interactions are particularly persistent in the contexts where either writers (poets) exist in multilingual sociocultural environments or they are moving from one country to another throughout their literary career. Existing in two or more cultural and/or linguistic spaces at the same time and thus making transfers across the boundaries of different languages easier, more efficient, and more conscious, multilingual poets serve as exemplary agents of cultural transfer. This study analyses different cases of poetic multilingualism where poets who can speak and write freely in two or more languages and intentionally create either variants of the same text in two languages or different poems in two separate languages. The author outlines a geographical map, locating areas where multilingual poetic production is or was most active. The scope of the mapping is limited to European countries and areas with bilingual or multilingual population. The article also discusses theoretical and practical challenges in mapping poetic multilingualism in Europe.

Исследуются дефисные образования в философском дискурсе на материале русского, французского и немецкого языков, выделяются основные словообразовательные модели, использующие дефис. Дефис в философском дискурсе оказывается языковым средством передачи диалектического мышления, выражающим концептуализацию предельного-непредельного, недоопределенности (или становящейся определенности), движения и покоя. Дефисные образования в философских текстах реализуют стремление к идеальной диалектической форме в языке, которая воплощает слияние прерывности и непрерывности, нерасчлененности и членения. Дефис выступает средством, способствующим образованию понятий как нерасчлененных фоносемантических комплексов, отражающих прообразы (первообразы) вещей. В этом смысле дефис можно воспринимать в качестве инструмента языкового и дискурсивного трансфера. Основная функция дефиса в большей части вновь создаваемых образований философского текста — концептуализирующая, независимо от количества компонентов и, что самое главное, независимо от выделяемых традиционно позиций дефиса: внутрисловной, разделяющей (или межсловной), объединяющей. Дефис выступает как общий когнитивный механизм, характерный для философского дискурса, а также как средство образования единого понятийного комплекса вокруг центрального концептуализируемого компонента.

The article studies hyphenated complexes in Russian, French, and German philosophical discourses. The author identifies key word-formation models that use the hyphen. In philosophical discourse, the hyphen serves as a linguistic tool to convey dialectic thinking that expresses the conceptualization of the limited/the unlimited, under-certainty or emerging certainty, and motion and stillness. In philosophical texts, hyphenated complexes facilitate the tendency towards a perfect dialectic form in language — a form that embraces discreteness and continuity, division and wholeness. The hyphen is a means that contributes to the formation of concepts as undivided phonosemantic complexes reflecting the prototypes of things. In this sense, the hyphen serves as a tool for language and discourse transfer. In philosophical texts, the key function of the hyphen in newly created formations is conceptualisation. This holds true regardless of the number of components and of the position of the hyphen. The author concludes that the hyphen is a universal cognitive mechanism, characteristic of philosophical discourse; it is a means to form an integrated conceptual complex around the central component of the conceptualisation.

Рассматриваются семантические особенности черного цвета в анархизме. Анализируются социокультурные и онтологические аспекты функционирования черного цвета в качестве одного из основных символов анархистской критики власти и государства. Анархистский черный цвет рассматривается в контексте противопоставления белому, выступающему во многих культурах символическим выражением власти правителя. Автор показывает, что идея разрушения, которую манифестирует черный цвет анархии, соотносима с антропологическими универсалиями зрительного опыта, в частности с прототипической основой черного цвета — ночью, ассоциирующейся в различных культурах с хаосом. Прослеживается также развитие протестной семантики черного цвета в современном арт-активизме. Рассматриваются примеры, в которых черный цвет выступает в качестве критики политической репрезентации и анонимности власти. Особый акцент делается на художественных практиках блэкаута (закрашивание / вымарывание черной краской), которые осмысляются в связи с критикой политической  идеи прозрачности. В заключение сравниваются характеристики непрозрачности черного и белого цветов и высказывается мысль о способности черного цвета осуществлять радикальный семантический разрыв.

The subject of this paper is the semantics of the colour black in anarchism. The author analyses the sociocultural and ontological aspects of the colour black as a symbol of anarchist criticism of power and the state. The anarchist black colour is counterposed to the white colour — a symbol of power in many cultures. The author shows that the idea of destruction, which the black colour of anarchy manifests, is correlated with the anthropological universals of visual experience. This idea is connected with the prototypical root of the colour black — the night, which is associated with chaos across many cultures. The protest semantics of the colour black is increasingly used in contemporary art activism. The author considers examples demonstrating that the colour black is used to criticise political representation and the anonymity of power. The primary focus is on the artistic practices of blackout (painting over/blocking out in black ink), which are interpreted in the context of the criticism of the political idea of transparency. In conclusion, the opacity of the black and white colours is compared. It is shown that the colour black can serve as a tool to create a radical semantic gap.

Анализируется использование структур, характерных для организации текстов классической китайской поэзии, в современных стихотворениях на китайском языке. Цель исследования — продемонстрировать работу текстуальных механизмов традиционной китайской словесности в современных поэтических произведениях и описать их функциональные особенности. Произведения таких авторов, как Дай Вэйна, Хань Бо, Таши Тенцо, Чжан Цзао и др., демонстрируют широкое применение языковых средств, которые задействуют одновременно несколько разных уровней высказывания. Речь идет о создании нетривиальных семантических связей через фонографику языка. Анализ различных контекстов их употребления показывает, что все три типа служат механизмами обеспечения связности текста и задают линию взаимодействия с пространством классических образов, а также традицией китайской «новой поэзии» XX в. Подобные эксперименты расширяют возможности языка и конструируют текст, опирающийся на нетрадиционное использование элементов языка.

This paper analyses structures typical of the classical Chinese poetry and the way they are used in contemporary Chinese verse. The analysis aims to demonstrate the work of traditional textual mechanisms in contemporary Chinese poetry and to describe their functional features. Poems by Dai Weina, Han Bo, Tashi Tentso, and Zhang Zao employ linguistic means that simultaneously engage several levels of utterances. These linguistic means include non-trivial semantic links created by means of phonographics. A linguistic analysis of relevant contexts shows that all the linguistic means contribute to the semantic cohesion of the text and make a bridge to the space of classical images and the tradition of the 20th century Chinese ‘New Poetry’. Such experiments expand the capabilities of the Chinese language and construct a type of text that relies on an unconventional usage of its elements.

Перевод — явление многомерное. Все теории отмечают многообразие различных типов и стратегий. Одни и те же явления, которые описываются как необъяснимые отклонения в одной из теорий, могут стать основой для другой. Подобная ситуация может привести к идее заменить теорию ее эмпирическим коррелятом. Однако возможен и противоположный подход: наметить основные контуры теории переводческой и переводоведческой относительности, которые основываются на идеях, впервые высказанных Шлейермахером в его лекции «О различных методах перевода» (1813), а также на теории неопределенности перевода Куайна и концепции о не-эквивалентности перевода Беньямина. С междисциплинарной точки зрения указанная неоднородность выступает как преимущество. Вместо универсальной типологии, которая неизбежно распадется на ряд слабо связанных других автономных теорий литературного, технического, синхронного и иных типов перевода, можно предложить подход, где теории отличались бы не сферой описания, а аксиоматикой. Это будет семейство лингвистических, семиотических и герменевтических теорий, которые: а) связаны между собой отношением фамильного родства; б) ориентированы на адекватное описание некоторого типа перевода; в) взаимно дополняют друг друга. Вместо выявления универсальных принципов, приложимых ко всем типам перевода, ставится проблема соотнесения между собой различных теорий и оценки степени и радиуса их приложимости, а также взаимопереводимости / непереводимости самих теорий перевода.

Translation is a multidimensional phenomenon. All the theories stress the diversity of its types and strategies. Phenomena described as an unexplainable deviation within one theory can form the foundation for another. This may lead to the idea of replacing a theory of translation with its empiric version. However, a different approach is also possible. The outlines of the theory of translational and traductological relativity can be derived from the ideas first voiced by Schleiermacher in his lecture On the different methods of translation (1813), from Quineʼs theory of indeterminacy of translation, and from Benjaminʼs concept of untranslatability. From a multi-disciplinary perspective, this heterogeneity is viewed as a benefit. Instead of a universal typology, which inevitably breaks down into a plethora of loosely connected theories of literary, technical, simultaneous, and other types of translation, one can employ an approach where theories differ in axiomatics rather than descriptions. This will produce a family of linguistic, semiotic, and hermeneutic theories. These theories will a) be based on family resemblance, b) aim to describe adequately a certain type of translation, and c) complement each other. Instead of searching for principles universal to all types of translation, this approach strives to correlate different theories, to estimate the range of applications of these theories, and to analyse the mutual translatability/untranslatability of translation theories.

Рассматриваются роли и функции переводчика поэзии. Выделяется ряд составляющих процесса, в ходе которого переводчик выступает одновременно проводником культуры оригинала, посредником между автором оригинала и читателем, соавтором, новатором принимающего языка, а также поэтом и лингвистом. Именно две последние роли являются определяющими для перевода поэзии как деятельности. Переводчик поэзии создает «свой» текст: вполне очевидно, что он не может полностью абстрагироваться от своего поэтического Я и от своей языковой личности. В то же время поэт-переводчик призван передать языковые особенности оригинала, что предполагает сопоставление языка оригинала и перевода и решение конкретных лингвистических задач. Однако в некоторых случаях происходит разделение данных функций между автором подстрочника и поэтом. При этом между автором оригинала и читателем появляется еще один посредник, который оказывает влияние на конечный результат — от его работы напрямую зависит, какие языковые, ритмические и формальные особенности оригинала «увидит» переводчик. Результат работы переводчика становится зависимым от качества подстрочника, что может приводить как к вольности перевода (если подстрочник не вполне удачен), так и к буквализации (если подстрочник подробен и точен в передаче деталей).

This article deals with the roles and functions of a translator of poetry. The study identifies certain components of the process, within which a translator acts simultaneously as a transmitter of the original culture, a mediator between the reader and the author of the source text, a co-author, a linguistic innovator, a poet, and a linguist. The two latter roles are crucial for translating poetry. Translators of poetry create ‘their own’ texts. It is obvious that they cannot distance themselves completely from their poetic selves and their language personalities. At the same time, translators of poetry must convey the linguistic features of the original. This requires a comparison of the source and target languages and the solving of concrete linguistic problems. In some cases, these functions are divided between a poet and the author of a literal translation, who becomes another intermediary between the author of the source text and the reader. Literal translation determines what linguistic, rhythmic, and formal features of the original the translator will identify. In this situation, the quality of the final translation depends on the quality of the literal translation. This can make the translation either to liberal (if the literal translation was done poorly) or too literal (if the literal translation managed to convey all the details).

Освещаются вопросы переноса информации во времени и пространстве. Автор, опираясь на научные идеи эволюционного биолога Ричарда Докинза, проводит параллель между идеями и эволюцией генов. В качестве такой параллели выступает культурный репликатор — мем, влияющий на сохранность идей того или иного индивида. Процесс копирования и передачи негенетической информации во времени и пространстве никогда не происходит идеально, и в популяции репликаторов возникают мутированные варианты, так или иначе отличающиеся друг от друга. Такой несовершенный процесс лингвокультурного трансфера способствовал возникновению большого количества вариативных религиозных течений, различных научных школ и пр. Показано, что теория лингвокультурного трансфера может быть рассмотрена и описана с позиции культурных матриц, а также мемов (и меметических комплексов). Так, в качестве примера переосмысления ценностей одной культуры в традиции другой автор приводит меметическую теорию религии, а также исчезновение религиозного смысла в современных наименованиях животных древнеанглийского бестиария.

This article considers information transfer in time and space. Following the scientific ideas of the evolutionary biologist Richard Dawkins, the author draws a parallel between ideas and the evolution of genes. Such a parallel is represented by a cultural replicator — the meme, which affects the preservation of an individual’s ideas. The process of copying and transferring non-genetic information in time and space is never perfect. Mutations occur in replicator populations. The imperfect linguocultural transfer has contributed to the emergence of a wide range of religious movements, schools of thoughts, etc. This article shows that the theory of linguistic cultural transfer can be considered and described from the perspectives of cultural matrices and of memes (meme complexes). The meme theory of religion and the disappearance of religious components in the modern designation of animals from the Old English bestiary are quoted as cases of reinterpreting the values of one culture in the tradition of another.