2025 Выпуск №1

Рассмотрены общие тенденции развития правового регулирования цифрового (интернет-) пространства в Российской Федерации. Особое внимание уделено соотношению вовлечения в экономический оборот технологий и уровня законодательного регулирования. Цель статьи состоит в выявлении основных закономерностей российской правотворческой деятельности. В исследовании использованы метод юридической герменевтики (для раскрытия основных положений законодательства) и историко-критический метод (для отображения причинно-следственных связей в развитии системы правового регулирования). Показано, что предпосылки правового регулирования цифрового (интернет-) пространства в России появились одновременно с распространением сети Интернет в обществе — в 1990-е гг., однако законодательные акты напрямую не затрагивали соответствующую сферу, а упорядочивание осуществлялось прежде всего за счет саморегулирования. Тем не менее со стороны государственных структур предпринимались попытки нормотворчества. Специальное законодательство стало появляться с 2006 г. одновременно с популяризацией Интернета в коммерческом обороте. Активное законотворчество началось под влиянием распространения социальных сетей, когда законодатель был вынужден начать учитывать специфику данного феномена. Современный этап развития законодательства начался после распространения технологии распределенных реестров (блокчейн) в экономическом обороте и характеризуется попытками использовать технологические возможности цифровой среды в правовом регулировании.

The article examines the general trends in the development of legal regulation of the digital (Internet) space in the Russian Federation. Particular attention is paid to the relationship between the development of technologies and their involvement in economic turnover with the level of legislative regulation. The purpose of the research is to identify the main patterns of Russian law-making activity. The following methods were used as the methodological basis of the research: legal hermeneutics, used to reveal the main provisions of the legislation; historical-critical, used to display cause-and-effect relationships in the development of the legal regulation system. Results: The prerequisites for the emergence of legal regulation of the digital (Internet) space in Russia appeared simultaneously with the spread of the Internet in society — in the 1990s, but legislative acts did not directly affect the relevant area, and the regulation was carried out primarily through self-regulation. Nevertheless, government agencies made attempts at rule-making. Special legislation began to appear in 2006, simultaneously with the popularization of the Internet in commercial circulation. Active lawmaking began under the influence of social networks; the legislator was forced to begin to take into account the specifics of this phenomenon. The modern fourth stage of legislative development began after the spread of distributed registry technology (blockchain) in economic circulation and is characterized by attempts to use the technological capabilities of the digital environment in legal regulation.

Предметом научного консенсуса является утверждение о том, что правовая доктрина оказала существенное влияние на развитие права — по крайней мере, в рамках романо-германской (континентальной) правовой семьи. Вместе с тем механизмы правообразующего воздействия доктрины остаются малоисследованными в отечественной юриспруденции; можно отметить также пробелы и несогласованность в понятийном аппарате исследований по данной проблематике. В статье предпринята попытка описать функционирование доктрины в правообразовании с помощью понятия «доктринальный фактор правовой коммуникации» (которое до сих пор не становилось предметом тщательного научного анализа в контексте постнеклассического правопонимания) и дать ему определение. Методологическую основу исследования формируют коммуникативная теория права (одна из ведущих в рамках постнеклассической юридической науки) и современные теоретические представления о функциях правовой доктрины как составляющих процесса конструирования правовой реальности (системы). В результате исследования разработано авторское определение доктринального фактора правовой коммуникации как правовой коммуникации в той ее части, которая опосредована доктринальными текстами и в ходе развития которой конструируется правовая система. Предложенное определение обобщает различные формы проявления доктрины в правовой коммуникации и выглядит предпочтительнее с точки зрения полноты содержания.

It is a matter of scholarly consensus that legal doctrine has significantly influenced the development of law — at least within the Romano-Germanic (continental) legal tradition. However, the mechanisms through which doctrine exerts its law-shaping influence remain insufficiently explored in Russian legal scholarship. One may also note conceptual gaps and inconsistencies in the terminology employed in studies on this subject. This article attempts to describe the functioning of doctrine in the formation of law through the concept of the “doctrinal factor of legal communication” — a notion that has not yet undergone thorough scholarly analysis within the framework of post-nonclassical legal understanding — and to provide a definition of it. The methodological foundation of the study is built upon the communicative theory of law (one of the leading approaches in post-nonclassical legal science) and contemporary theoretical perspectives on the functions of legal doctrine as components of the process of constructing legal reality (legal systems). As a result of the study, the author proposes a definition of the doctrinal factor of legal communication as that segment of legal communication mediated by doctrinal texts, through which the legal system is constructed. The proposed definition integrates various manifestations of doctrine within legal communication and appears preferable in terms of conceptual comprehensiveness.

Рассмотрена актуальная проблема соотношения законности и целесообразности как принципов права. Цель исследования предполагает выяснение корреляции этих принципов в юридической науке. На основе компаративного анализа взглядов ученых на целесообразность и законность как принципы права и метода абдукции автор предпринимает попытку определения места принципа целесообразности в многоуровневой системе принципов права, таких как высшие, общеправовые (общие), межотраслевые и отраслевые. Особое внимание обращено на приобретающие все большое значение идеи И. Канта в отношении принципа целесообразности. В итоге исследования выработано авторское определение принципа целесообразности как содержательного элемента, лежащего в основе сложного системного понятия законности. Вследствие полисемичности понимания законности автор критически относится к идее представления законности в целом как формы целесообразности и разделяет точку зрения, что принцип целесообразности (разумности) представляет собой один из структурных общеправовых принципов законности, будучи ее составной частью. Принцип целесообразности также может выступать в качестве принципа в отдельных отраслях права. Обоснован вывод, что действие принципов законности и целесообразности в теории проявляется специфично на разных уровнях — общеправовом, межотраслевом и отраслевом.

The article addresses the pressing issue of the relationship between legality and expediency as principles of law. The objective of the study is to determine the correlation between these principles within legal science. Based on a comparative analysis of scholarly perspectives on expediency and legality as principles of law, and employing the method of abduction, the author attempts to define the place of the principle of expediency within the multi-level system of legal principles, including supreme, general legal, inter-branch, and sectoral principles. Special attention is given to the increasingly significant ideas of I. Kant concerning the principle of expediency. As a result of the study, the author proposes a definition of the principle of expediency as a substantive element underlying the complex systemic concept of legality. Given the polysemous nature of legality, the author critically evaluates the notion that legality can be viewed in its entirety as a form of expediency and supports the view that the principle of expediency (or reasonableness) constitutes one of the structural general legal principles of legality, forming an integral part thereof. The principle of expediency may also function as a principle within individual branches of law. The study substantiates the conclusion that the operation of the principles of legality and expediency manifests distinctively at various levels of legal theory — general legal, inter-branch, and branch-specific.