2023 Выпуск №2

Научная фантастика может быть определена как литература о познаваемом необычном, представляющая гипотетические научно-технические и социальные продукты его рационального освоения. До появления этого жанра тематика освоения необычного разрабатывалась в основном в сфере мифологической фантастики, которая стала базовым элементом готической литературы. В готике начали формироваться черты научной фантастики: в романе М. Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей» мотивы сверхъестественного рационализируются посредством использования научно-технической проблематики. Выявление природы, способов и специфики трансформаций готического сюжета, приведших к формированию научно-фантастического жанра, стало целью представляемого исследования, для достижения которой используются сопоставительный, историко-генетический, герменевтический и мифопоэтический методы. Готическая литература отреагировала на рост интереса к научно-техническому прогрессу попыткой рационального осмысления элементов сюжета о сверхъестественном: демоны, оборотни, живые мертвецы могут быть представлены либо как результат экспериментирования, либо как объект научного освоения. В русской литературе В. Ф. Одоевский из готической поэтики делает ход в сторону долгосрочного социального и научно-технического прогнозирования в художественном тексте. Роль готики в генезисе научной фантастики хорошо видна в художественном мире Г. Ф. Лавкрафта, разрабатывающего сверхъестественный ужас в форме нечеловеческих проявлений равнодушной вселенной, причастность знанию о которых ставит протагониста-ученого в ситуацию мифологического культурного героя, переосмысленного в координатах сюжета о научном поиске.

Science fiction can be defined as the literature about cognizable unusual phenomena which represents hypothetical scientific, technical and social products of their rational exploration. Before the genre emerged, the subject of exploring the unusual was developed mainly in the field of mythological fiction, which became the basic element of Gothic literature. In Gothic, the features of science fiction began to form: in M. Shelley’s novel “Frankenstein, or the Modern Prometheus”, the motives of the supernatural are rationalized through the use of scientific and technical issues. The goal of the presented research is detecting the nature, methods and specif­ics of the transformations of the Gothic plot that led to the formation of the science fiction genre. It is achieved by the use of comparative, historical-genetic, hermeneutic, mythopoetic methods. Gothic literature reacted to the growing interest in scientific and technological progress by attempting to rationalize the elements of the supernatural plot: demons, werewolves, the living dead could be presented either as a result of experimentation or as an object of scientific exploration. In Russian literature, V. F. Odoevsky made a move from Gothic poetics towards long-term social, scientific and technological forecasting in a fiction text. The role of Gothic in the genesis of science fiction is clearly visible in the artistic world of H. P. Lovecraft who elaborated supernatural horror in the form of nonhuman manifestations of the indifferent Universe. The protagonist scientist is involved into the knowledge of it and, therefore, is put in the situation of a mythological cultural hero, reinterpreted in the coordinates of the plot of scientific research.

Рассматривается жанровая природа стихотворения П. А. Вяземского «Поминки по Бородинской битве». Исследуются его связи с жанрами оды и элегии. Стихотворение имеет черты традиционной оды эпохи классицизма, во многом перекликающиеся с поэтикой батальной оды: восхваление великого исторического события и победы русского оружия (Бородинского сражения) и полководцев (Милорадовича, Кутузова), красочное описание боя, некоторые тропы и фигуры (риторические восклицания, метафоры), образ лирического героя-наблюдателя, эффект присутствия, эпичность повествования. В то же время стихотворение посвящено не столько великому сражению, сколько смерти друга поэта и других воинов, павших в бою. Тема смерти становится в стихотворении Вяземского главной, а некоторые элементы произведения демонстрируют его жанровую близость с элегией на смерть. Важным моментом является то, что «Поминки по Бородинской битве» возможно рассматривать и как документальное стихотворение, в котором отразились впечатления поэта-воина, описанные им несколько позже в мемуарах «Воспоминания о 1812 годе».

The article focuses on the genre characteristics of P. A. Viazemsky’s miniature “Commemoration of the battle of Borodino”. Connections of the work with genres of an ode and an elegy are explored. The poem contains in itself elements of traditional ode of the Classicism epoch and largely intertwine with poetic of battle ode, this is largely about praise of the great historical event and Russian arms (Battle of Borodino) and commanders (Miloradovich and Kutuzov), colorful description of the battle, many tropes and figures (rhetorical exclamations, metaphors), image of lyrical hero-observer, the effect of presence, epic narration. Meanwhile, the poem is not so much dedicated to the great battle, but to the death of a poet’s friend and fallen warriors. Theme of death is central in the poem by Viazymsky, and many elements of work are close to the genre of elegy on death. It is important to note that the poem “Commemoration of the battle of Borodino” can be regarded as a documentary poem, reflection of the poet-soldier, later described in his memoirs “Memories of 1812”.

Анализируются литературные абионимы, относящиеся к местам обитания героев трилогии «Люди как боги» советского писателя-фантаста второй половины XX в. Сергея Снегова. Отмечается, что космические объекты Солнечной системы в романе имеют названия, взятые из реального мира. Напротив, пространство враждебных человечеству сил отличается вымышленными наименованиями, которые отражают специфику жизненной философии представителей этих сил и их разрушительной деятельности в космосе. Исследуется семантика других именований из вымышленного мира фантастической трилогии. Сформулирован вывод о том, что ономастическое пространство трилогии связано с картиной мира писателя, моделирующего возможный путь развития человеческой цивилизации, основанный на приоритете нравственного закона. Литературные абионимы выполняют идейно-эстетическую функцию в тексте и одновременно наделяют его дополнительными смыслами, способствуя целостному восприятию художественной реальности.

The article studies the onomastic space of the science fiction trilogy “People as Gods” by the Soviet science fiction writer of the second half of the 20th century. Literary abionyms related to the habitats of the heroes of the work are in the focus of the research. It is noted that the space objects of the solar system in the novel retain all real names, on the contrary, the forces hostile to humanity are distinguished by invented names that reflect the specifics of their life philosophy and destructive activity in space. The significance of another literary abionyms in the novel is determined. The author comes to the conclusion that the onomastic space of the work is connected with the writer’s picture of the world, who models the possible path of development of human civilization, based on the priority of the moral law. Literary abionyms perform an ideological and aesthetic function and at the same time endow the novel with additional deep meanings that contribute to a more holistic perception of artistic reality.

Намечается рассчитанная на серию статей программа исследования художественной географии (геопоэтики) Александра Галича, одного из ярчайших представителей авторской (бардовской) песни 1960—1970-х гг. Конструкция поэтического мира Галича актуализирует оппозицию центра / периферии, при этом частотным выражением структурного центра выступает Москва (или замещающая ее другая столица), а периферия может быть представлена как а) российская глубинка, б) место памяти, в) инобытийное пространство. Настоящая статья посвящена описанию Москвы как компонента данной поэтической системы, установлению круга мотивов, связанных с Москвой, и их роли в сюжетосложении Галича. Согласно выводам, столица в художественном мире поэта, как правило, маркирована негативной оценкой. В поэтической подсистеме Москвы выделяются мотивы отъезда и прибытия, причем столичное пространство в первую очередь связывается с отъездом (изгнанием) героя, а прибытие или статичное пребывание в Москве морально обесценивается как удел профана, неудачника или карьериста. При этом Москва представляется как родное, «домашнее» пространство героя. Ее парадоксальная негативная оценка связывается с идеей о поврежденности мира в результате исторических катастроф.

The author considers a lengthy program of research (that will be continued in a series of articles) on the artistic geography (geopoetics) of Alexander Galich, one of the brightest representatives of the author’s (bard’s) song of the 1960s—1970s. The construction of Galich poetic world actualizes the opposition of the center / periphery, while Moscow (or another capital replacing it) acts as the frequency expression of the structural center, and the periphery can be represented as a) the Russian province, b) a place of memory, c) the space of otherness. This article is devoted to the description of Moscow as a component of this poetic system, the establishment of a circle of motives associated with Moscow, and their role in the Galich plot building. According to the conclusions, the capital in the artistic world of the poet, as a rule, has a negative connotation. In the poetic subsystem of Moscow, the motives of departure and arrival are emphasized, and the metropolitan space is primarily associated with the departure (exile) of the hero, and arrival or static stay in Moscow is morally devalued as the lot of a layman, a loser or a careerist. At the same time, Moscow is presented as the native, “home” space of the hero. Such a paradoxical negative assessment is associated with the idea of the world shattered as a result of historical catastrophes.

Пасхальный архетип с лежащей в его основе идеей Воскресения ориентирует человека на духовную реальность мира Горнего, требуя преображения души, тогда как рождественский архетип несет в себе идею воплощения Бога, чем обусловлена направленность литературы, базирующейся на этом архетипе, к земному изменению и земной радости. Рассматриваемый рассказ А. Варламова отличает обращение к сюжету о блудном сыне, который, по мнению И. А. Есаулова, является пасхальным в своей основе, имея трехчастную композицию «сотворение (благоденствие)—грехопадение (искушение / испытание) — воскресение». Пасхальный архетип воплощается также посредством обращения автора к агиографической традиции – житийной топике, мотивам испытания и искушения, «умного сердца», в ориентации образа главной героини на образ Христа, что выражается в кротком несении ею поругания. Рождественский архетип реализуется в многоуровневом символе звезды, который становится прообразом Рая и вечной жизни. Символика образа звезды усложняется, сочетаясь с образом Лизы: девочка, как звездочка, способна указать путь к Богу, что находит отражение и в заглавии рассказа.

The Easter archetype, with its main idea of the resurrection, focuses on the spiritual reality of the Heavenly World, which requires the transformation of the soul, while the Christmas archetype carries the idea of the incarnation of God, and hence there is a need for this type of literature which refers to earthly change and earthly joy. Varlamov’s short story is distinguished by an appeal to the plot of the prodigal son, according to I. A. Esaulov, that is Easter-oriented at its core, with a three-part composition “creation (prosperity)—fall into sin (temptation/trial) — resurrection”. The Easter archetype is also embodied through the author’s referring to the hagiographic tradition, such as hagiographic topics, motifs of trial and temptation, a smart heart, in the correlation between the main female character and the image of Christ, which is manifested by the meek bearing of reproach. The Christmas archetype is presented through a multi-level star symbol, which becomes a prototype of Paradise and eternal life. The symbolism of the image of the star becomes more complicated, combined with the image of Liza; the girl, like a little star, is able to show the way to God, and this is also reflected in the title of the story.