2020 Том 12 №2

Регионоведение в условиях уникального разнообразия российских регионов становится жизненно необходимой наукой для обеспечения устойчивости и развития России. При этом, если материальные и социальные характеристики российских регионов последовательно изучаются, накоплена обширная библиография, публикуются социально-экономические рейтинги, то исследование регионального сознания остается белым пятном, в то время как сознание формирует поведение, направляет деятельность людей, результаты которой во многом определяют развитие регионов. Предметом статьи является исследование духовной сферы регионов, внутреннего мира людей, составляющего основу человеческого капитала, что особенно актуально в отношении наиболее активных социальных групп, прежде всего молодежи. Общественная востребованность анализа состояния массового сознания молодежи в последние годы постоянно возрастает. На этом проблемном поле региональная специфика проявляется наиболее рельефно, в том числе по линии «Запад — Восток». Сравнение западных и восточных рубежей нашей страны представляет геополитический интерес в связи с растущим взаимодействием Европы и Азии. В русле формируемого нового научного направления — приграничного регионоведения — авторами представлены результаты впервые проведенного компаративного исследования регионального сознания студенческой молодежи российско-евросоюзовского и российско-китайского приграничий, основанного на данных опроса выпускников Балтийского федерального университета имени Иммануила Канта (Калининград) и Амурского государственного университета (Благовещенск). В статье рассмотрен социологический феномен «региональное сознание», обоснованы критерии выбора объектов исследования и впервые в социологической науке построены логистические регрессионные модели, отражающие особенности регионального сознания. Цель статьи — подтвердить множественность регионального сознания, показать, что и в этой однородной социальной группе — российские студенты-выпускники — региональные различия присутствуют даже в случае сходства оценок и представлений о происходящих общественных процессах.

Given the unique diversity of Russian regions, regional studies are becoming particularly important for ensuring the stability and development of Russia. There is an extensive body of literature on the economic and social characteristics of Russian regions, their types and ranking whereas the study of collective consciousness requires further attention. It is the collective consciousness that shapes human activity, the results of which largely determine the development of countries and their regions. The authors study the spiritual sphere of regions, the inner world of people, who are human capital. This study is particularly important in relation to Russian youth, who have become one of the most active social groups. The public demand for the analysis of collective consciousness has been constantly growing. The authors argue that there are regional differences in collective consciousness, which are manifested most prominently in the comparison of eastern and western regions. The growing intensity of interaction between Europe and Asia makes the comparison of the western and eastern border regions of Russia particularly important from the geopolitical point of view. The authors employ the principles of an emerging scientific direction, border regional studies, for a comparative analysis of the collective consciousness of students from two border regions located on the Russia-European Union and Russia-China borders. The authors present the results of the survey they conducted in the Immanuel Kant Baltic Federal University (Kaliningrad) and Amur State University (Blagoveshchensk). They examine the sociological phenomenon of ‘regional consciousness’ and substantiate the criteria for selecting the objects of research. It is the first time in sociology that logistic regression models reflecting the main characteristics of regional consciousness have been built. The article aims to confirm the multiplicity of types of regional consciousness and to demonstrate that in the socially homogeneous group, Russian graduate students, there are still regional differences even in the generally similar assessments of the ongoing social processes.

Статья посвящена Народному фронту Латвии — массовому этнополитическому движению, деятельность которого обеспечила независимость современной Латвийской Республики. Цель авторов состоит в определении степени его влияния на становление этнического национализма, который, укоренившись в государственности и став основой политики идентичности, до сих пор способствует неравному положению групп в полиэтнической стране.
В статье выделяются и рассматриваются ключевые этапы развития Народного фронта Латвии, а также предпосылки его появления. Посредством контент-анализа программных документов исследуется изменение идеологических установок движения. Показывается, как изменение приоритетов в ходе борьбы за политическую и экономическую самостоятельность Латвии в 1988—1991 годах способствовало установлению недемократического политического режима. Отдельное внимание уделяется предложениям по принципам «восстановления» государственности и предоставления гражданства, решению национального вопроса. Делается акцент на обстоятельствах и причинах прекращения деятельности Народного фронта и его главных соперников, представляющих надэтническую оппозицию.
Утверждается, что Народный фронт Латвии создал условия для установления приоритета «титульной» нации, а также исключения из политической жизни и лишения ряда прав около трети постоянного населения страны. Авторы приходят к выводу, что движение, фактически отойдя от демократических принципов в процессе трансформации, стало главным проводником институционализации этнического национализма.

This article investigates the Popular Front of Latvia, a public ethnopolitical movement that substantially contributed to the independence of the modern Republic of Latvia. The study aims to identify how much the movement influenced the development of ethnic nationalism, which has become essential to statehood and the identification of politics. It continues to reinforce group inequality in this multiethnic country. The article describes the background and main landmarks of the movement. Content analysis of manifestos has been carried out to trace changes in the Popular Front’s ideological vision. It is shown that the shift in priorities that took place during the 1988—1991 struggle for Latvia’s political and economic independence led to a non-democratic political regime. Particular attention is paid to the movement’s proposals concerning the principles of statehood restoration and citizenship acquisition as well as to approaches to solving ethnic problems. The focus is on why and under what circumstances the Popular Front dissolved itself and the supra-ethnic opposition, its main rivals, left the political scene. It is argued that the Popular Front of Latvia created conditions both for the titular nation taking precedence over other ethnic groups and for the exclusion of one-third of the country’s resident population from political life. It is concluded that, as the movement transformed and gradually abandoned its democratic principles, it became the main vehicle for the institutionalisation of ethnic nationalism in Latvia.

Проблемой современных исследований восприятия экологических рисков является незнание механизмов риск-коммуникации в локальном сообществе, а также влияния различных способов обмена информацией о рисках на формирование протестных настроений. Цель данного исследования — объяснить коммуникативные практики и стратегии представителей локального сообщества в контексте образования протестной реакции на угрозу экологической катастрофы. Научным подходом, положенным в основу данной работы, является культурная теория, развитая в трудах М. Дуглас, К. Дейка, Д. Бремен и др. Согласно этой теории выделяют несколько культурных типов (иерархизм, индивидуализм, коммунитаризм и эгалитаризм), отличающихся спецификой восприятия экологических рисков и формами риск-коммуникации. Исследование проведено на примере отношения жителей пос. Нивенское Калининградской области к разработке месторождения калийных солей. В результате исследования выявлено, что эгалитаристы и коммунитаристы в сравнении с иерархистами и индивидуалистами заметно чаще готовы участвовать в протестных акциях в случае возникновения серьезной экологической угрозы. Респонденты всех культурных типов наиболее всего доверяют информации об экологических рисках, получаемой от людей из близкого круга общения, общественников, а также экологов. Представители бизнес-предприятий, напротив, вызывают у респондентов максимальное недоверие.

Contemporary research into the perception of environmental risks suffers from poor knowledge of risk communication in the local community and of how different ways of risk communication affect protest attitudes. This study aims to clarify communication strategies and practices used by members of local communities as a protest response to environmental threats. The work builds on the cultural theory developed by Douglas, Dake, Bremen, and others. This theory distinguishes between several cultural types (hierarchism, individualism, communitarianism, and egalitarianism), which differ in how environmental risks are perceived and what forms risk communication takes. The study investigates the case of the village of Nivenskoe in Russia’s Kaliningrad region where residents opposed the development of a potassium salt deposit. It is concluded that egalitarians and communitarians are more likely than hierarchists and individualists to participate in protests when a serious environmental threat arises. Respondents of all cultural types tend to trust information coming from their close social network, public figures, and environmentalists whereas people of business are trusted the least.

В течение большей части своей истории Швеция была страной, в которой доминировала лютеранская церковь, имевшая статус государственной. Превращение Швеции в страну массовой иммиграции, начавшееся во второй половине прошлого века, оказало определяющее влияние на конфессиональную структуру населения страны. В результате роста численности беженцев из стран Балканского полуострова, Ближнего Востока и Африки Швеция стала государством с поликонфессиональным составом населения, одним из лидеров среди стран ЕС по темпам роста численности адептов ислама. Трудности адаптации инокультурных мигрантов в стране приводят к их социальной, культурной и географической изоляции и формированию параллельных мигрантских сообществ. Цель данного исследования состоит в выявлении зависимости изменений в конфессиональной структуре населения Швеции, произошедших в результате роста численности адептов конфессий, не принадлежащих к протестантизму, от географической структуры иммиграционного потока в страну. Новизна исследования заключается в определении тенденций изменения уровня мозаичности религиозного населения Швеции с учетом циклической динамики замещения протестантизма исламом в конфессиональном пространстве Швеции. С практической точки зрения разработанная авторами методика дает возможность установить дальнейшие тенденции развития конфессионального пространства Швеции, которые дополняют результаты, полученные в комплексных социологических и демографических исследованиях конфессиональной структуры шведского населения.

For most of its history, Sweden has been a country dominated by the Lutheran Church, having the status of the official state religion. Starting in mid-to-late 20th century, mass immigration to Europe had a considerable impact on the confessional structure of Sweden’s population. The growing number of refugees from the Balkan Peninsula, the Middle East, and Africa has turned Sweden into a multi-religious state. Sweden has become one of the leaders among the EU countries as far as the growth rates of adherents of Islam are concerned. Immigrants are exposed to adaptation difficulties causing their social, cultural and geographical isolation and making relatively isolated migrant communities emerge. This study aims at finding correlation between the changes in the confessional structure of Swedish population (as a result of the growing number of non-Christians) and the geographical structure of migrant flows into the country. This novel study addresses the mosaic structure of the Swedish religious landscape taking into account the cyclical dynamics of replacement of Protestantism by Islam. The methods we created make it possible to identify further trends in the Sweden’s religious landscape. This study adds to results of the complex sociological and demographic studies of the confessional structure of the Swedish population.