2016 Том 35 № 4

Аргументировано влияние философско-правовых идей Канта на А. С. Пушкина в ходе его работы над трагедией «Борис Годунов». Мысль Канта о том, что народ — это единственный монарх, носитель законодательной власти в государстве, построенном на принципах права, является основополагающей идеей трагедии. Во время создания «Бориса Годунова» А. С. Пушкин изучал «Критику способности суждения» Канта, а также знакомился с рядом работ, посвященных его гносеологической теории. В трагедии он не только сам руководился государственно-правовой идеей — кантизмом, но и стремился сделать ее абсолютно очевидной: лишь народ — правитель, только он источник всей полноты государственной власти и единственный носитель власти законодательной. Беда народа в том, что он этого не осознает, и обязанность образованного сословия сделать это народу известным, учить и воспитывать его. Вне этого народного самосознания нет и не может существовать права как такового — есть только деспотизм, только тирания.

The tragedy Boris Godunov occupies a unique place in A. S. Pushkin’s oeuvre. It was a turning point, when the author needed the whole power of his poetical genius, when a work beyond traditional literary and aesthetic styles, which interchange and establish a canon of a new style that transforms its predecessors in an act of creativity, appeared in Russian culture. Boris Godunov marked the birth of an individual author’s style in Russian art. A unique literary world — the world of Pushkin — manifested itself in a work of art. This article sets out to prove the influence of Kant’s philosophical and legal ideas on A. S. Pushkin during the poet’s work on Boris Godunov. Kant’s thought that the people is the only monarch and that legislative power is vested in it in a rule-of-law state is the central idea of the tragedy. When working on Boris Godunov, Pushkin not only studied the Critique of Judgement but he also read Kant’s works on epistemological theory. In his tragedy, Pushkin was guided by Kant’s ideas of state and law and strived to make it obvious that the people is the only monarch and source of political and legislative power. The tragedy of the people is that it does not know it and the mission of the educated class is to make the people aware of its powers and educate it. Law cannot exist beyond the people’s consciousness — everything else is despotism and a tyranny.

Ч. С. Пирс — ключевая фигура в американкой философии XIX века. Его исследования в этой области, а также в логике огромны. Ценность некоторых из предложенных им идей сегодня лишь только начинает осознаваться. Как философ Пирс начинается с Канта, «Критику чистого разума» которого он знал почти наизусть. Пирс был очарован немецким мыслителем, открывшем для него философию Нового времени, поставившем перед ним проблему познания и прироста нового знания. Кантианцем Пирс никогда не был, но труды кёнигсбергского философа наложили значимый отпечаток на все его дальнейшее творчество. В работах американского исследователя положения кантовской философии (дедукция категорий, классификация суждений, представление о синтетических и аналитических суждениях и др.) существенным образом модернизируются: уменьшается количество категорий, изменяется их содержательное наполнение, на смену синтетическим и аналитическим суждениям приходят амплиативные и экспликативные рассуждения. Кант помогает Пирсу отказаться от идей номинализма в пользу доктрины критического реализма. В статье мы обратимся к теории экзистенциальных графов и посмотрим, каким образом в ней преломляются идеи кантовской философии. Выбор теории экзистенциальных графов обусловлен, во-первых, ее хронологическими рамками: перед нами последняя логическая теория Пирса. Во-вторых, ее высокой оценкой автором, который называл теорию графов своим наивысшим достижением. Тот факт, что отголоски кантовской философии слышны и в столь поздней концепции, думаю, свидетельствует о силе влияния Канта. Этот тезис и отстаивается в настоящей работе.

C. S. Peirce is a prominent figure in the nineteenth-century American philosophy. His contribution to philosophy and logic is enormous. The significance of some of his ideas was not realized until today. As a philosopher, Peirce was shaped by Kant, whose Critique of Pure Reason he knew almost by heart. Peirce was fascinated by the German thinker, who literally opened for him the philosophy of modern era and introduced him to the problem of cognition and increment of knowledge. Peirce was never a Kantian but the oeuvre of the Königsberg philosopher had a profound effect on all of his further works. The major elements of Kant’s theory (transcendental deduction of categories, classification of judgements, synthetic and analytic judgement dichotomy, etc.) were substantially modified by Peirce. He reduced the number of categories, changed their content, and transformed analytic and synthetic judgements into ampliative and explicative reasoning. Kant helped Peirce to overcome the doctrine of nominalism and develop the doctrine of critical realism. This paper addresses the existential graph theory, which is scrutinised from the perspective of transformations of Kant’s ideas. The graph theory was chosen, firstly, because of its chronological significance — it is the last logical theory of the American thinker. Secondly, it was greatly valued by the author, who called the theory his greatest accomplishment. The fact that the echo of Kant’s philosophy is heard in such a recent theory is an evidence of Kant’s strong influence. This thesis is proven in this work.

К философско-педагогическим идеям немецкого философа, неокантианца П. Наторпа, сформулированным прежде всего в его фундаментальном труде «Социальная педагогика», активно обращались в России многие теоретики и практики в сфере народного образования и воспитания. В. Ф. Динзе, опираясь на положение Наторпа о национальной школе как средстве приобщения «всего народа к национальной культуре», актуализирует наследие российских и западных педагогов и философов и заново формулирует проблему национального воспитания, сто лет спустя звучащую по-прежнему современно. Тексты самого Динзе и организованный им перевод «Социальной педагогики» Наторпа оказались идейными катализаторами в полемике о национальном воспитании, которая разгорелась в 1913—1916 годах в дореволюционной России и в которой приняли участие такие видные философы и педагоги, как М. М. Рубинштейн, П. П. Блонский, В. Н. Сорока-Росинский, С. А. Золотарев, П. И. Девин, С. Ф. Русова и др. В результате этой полемики были выработаны принципы всеобщего и равно
доступного для всех социальных групп национального образования и гармоничного, гуманного патриотического воспитания, открытого лучшим достижениям мировой культуры. Публикуемая в приложении переписка русских философов и педагогов В. Ф. Динзе и А. А. Громбаха с П. Наторпом документирует не только процесс перевода на русский язык книги «Социальная педагогика», но и раскрывает особенности организации переводов актуальной научной литературы в начале ХХ века в России: личную инициативу, энтузиазм, ответственность перед будущими читателями, масштаб и интенсивность переводческой работы и вместе с тем — вечные проблемы финансирования.

Many scholars and practitioners in the sphere of the public education and upbringing in Russia addressed themselves to the philosophical-pedagogical ideas of German philosopher of Neo- Kantian movement Paul Natorp. These ideas were formulated mainly in his fundamental work “Social Pedagogy”. Vladimir Dinze relies on Natorp’s thesis of the national school as the way of accustoming “the all people to the national culture”, actualizes the heritage of Russian and Western pedagogues and philosophers and formulates newly the problem of the national upbringing that is after hundred years in tune with the times as before. The papers of Dinze himself and the translation of Natorp’s “Social Pedagogy” which was organized by him turned out to be the catalysts in the debates on the national education and upbringing. The debates took place in Russian in 1913—1916, and the outstanding philosophers and pedagogues like M. Rubinstein, P. Blonskiy, V. Soroka-Rosinskiy, S. Zolotarev, P. Devin, S. Rusova and others participated in these debates. As result there worked out the principles of the general and equally accessible national education for all social groups and the harmonious and humane patriotic upbringing, which had to be open to the best achievements of the world culture. The letters of Russian scholars V. Dinze and A. Grombach to P. Natorp and one letter of Natorp to Dinze will be published as a supplement to the article. These letters show not only the process of the translation of “Social Pedagogy” into Russian, but also disclose the peculiarities of the organization of translations of the contemporary scientific literature in Russia at the beginning of the 20th century. They were the personal initiative, enthusiasm, the responsibility before the future reader, the scope and intensity of the translators’ and publishers’ activity and the constant lack of adequate financing of this activity

Лекции по естественному праву, читавшиеся Кантом в зимнем семестре 1784/85 года, в последнее время привлекают к себе все больший интерес кантоведов, так как благодаря тому, что они относятся к середине 80-х годов XVIII века, с их помощью удается прояснить ряд крайне важных моментов генезиса кантовской практической философии. В первую очередь это относится к становлению взглядов кёнигсбергского философа на вопросы права. Но не менее важны записи данных лекций (особенно введение) и для прояснения некоторых проблем кантовской этической концепции, а также того, как Кант видел взаимосвязь и взаимодействие этики и права. И здесь немаловажную роль играет трудно переводимое на русский язык понятие Billigkeit, встречающееся и в других текстах Канта по практической философии. Чаще всего данное понятие переводится на русский язык как «справедливость». Однако в немецком языке имеется другое слово — Gerechtigkeit — полностью соответствующее русскому «справедливость», что само по себе уже делает данный вариант перевода не совсем удачным. Кроме того, перевод Billigkeit как справедливость создает ложные коннотации данного понятия с правовой сферой, чего как раз и пытается избежать Кант, указывая на существенные различия между понятиями Billigkeit и Gerechtigkeit. Если в сфере ведения Gerechtigkeit оказываются внешние поступки, поддающиеся правовому регулированию и внешнему принуждению, то Billigkeit относится только к сфере неявленных намерений или умонастроений, которые никак не могут контролироваться извне. На этом важном отличии Кант и обосновывает во введении к «Лекциям по естественному праву» свой тезис о нетождественности этики и права и о необходимости тщательнее определить место естественного права в системе практической философии.

The lectures on natural law delivered by Kant in the winter semester of 1784/85 have recently attracted increasing attention from Kant scholars. Dating back to the 1780s, they elucidate a number of important aspects in the genesis of Kant’s practical philosophy. Firstly, this relates to the formation of the Königsberg philosopher’s views on law. However, the lecture notes (especially the introduction) are of equal importance to understanding certain problems of Kant’s ethical concept and interpretation of the connection between ethics and law. An important role is played by the concept of Billigkeit, which is rather difficult to translate into the Russian language and is found in other Kant’s texts on practical philosophy. This term is usually translated as justice. However, there is another word in the German language — Gerechtihkeit — that has the meaning of justice. Moreover, such translation of Billigkeit creates a false connection with the realm of law, which Kant tried to avoid stressing the difference between Billigkeit and Gerechtigkeit. If Gerechtigkeit relates to external deeds subject to legal regulation and external enforcement, Billigkeit relates to tacit intentions and dispositions that cannot be controlled from the outside. This supports the thesis about the difference between ethics and law and the need for a more accurate identification of the place of natural law in the system of practical philosophy.

На основе вновь выявленных архивных документов прослеживается послевоенная история Кёнигсбергского кафедрального собора XIV века и могилы философа Иммануила Канта на территории бывшего Кнайпхофа, исследуется отношение к ним властей и общественности. Показывается, как на протяжении всего советского периода, вплоть до начала Перестройки, местные партийные и государственные органы предпринимали попытки снести руины пострадавшего в годы войны собора, а усыпальницу Канта перенести в другое место. Однако эта цель не была достигнута, так как в защиту главных достопримечательностей Кёнигсберга / Калининграда выступали представители творческих союзов, интеллигенции и зарождающегося в Калининграде гражданского общества, которые были поддержаны культурными организациями и институтами в Москве, в том числе Министерством культуры РСФСР. Рассматриваются проекты использования руин Кафедрального собора в различных целях (создание университетской библиотеки, обсерватории, концертного зала, театра под открытым небом и пр.). Исследуется вопрос о наделении собора статусом охраняемого государством памятника истории и культуры. Приводятся сведения о техническом состоянии собора и усыпальницы Канта в разные годы, в том числе с использованием материалов различных изучавших эти памятники комиссий; о мероприятиях по консервации, ремонту и реставрации обоих объектов. История Кафедрального собора и могилы Канта рассматривается в контексте политики памяти, проводимой властями региона; прослеживается, как постепенно менялось отношение к немецкому историко-культурному наследию Восточной Пруссии. В качестве приложения к статье приводятся 16 документов из фондов Государственного архива Калининградской области, 14 из них публикуются впервые.

Based on earlier unknown or poorly studied archival documents, this article reconstructs the post-war history of the 14th century Königsberg Cathedral and the tomb of philosopher Immanuel Kant in former Kneiphof. The study investigates the authorities’ and general public’s attitudes towards this monuments. Throughout the Soviet period until the beginning of Perestroika, the local Communist party and state authorities attempted to demolish the ruins of the Cathedral, which was damaged during the war, and relocate Kant’s grave. However, this goal was not achieved, because members of Kaliningrad intelligentsia and the emerging civil society, who had the support of Moscow cultural organisations and institutions, including the Ministry of Culture of the RSFSR, furthered the cause of protecting the main attractions of Königsberg/Kaliningrad. Thе article discusses the projects of using the ruins of the Cathedral for different purposes (creation of a university library, construction of an observatory, a concert hall, or an open-air theater, etc.). The author cites documents about granting the Cathedral the status of a monument of cultural heritage. The article provides information about the physical condition of the Cathedral and Kant’s tomb in different years, including the materials of various relevant committees. The author describes the conservation, maintenance, and restoration of both objects. The history of the Cathedral and Kant's grave is examined in the context of politics of memory pursued by the regional authorities. Changes in the attitudes towards the German historical and cultural heritage of former East Prussia are traced. The supplement contains 16 documents from the State Archive of the Kaliningrad region, 14 of which are published for the first time.