Текущий выпуск

Санкционные риски и региональное развитие (на примере России)

DOI

10.5922/2079-8555-2024-1-2

Страницы / Pages

23-45

Аннотация

В мире расширяется применение экономических санкций и контрсанкций, что несет пространственно неоднородные угрозы для большинства стран. Цель исследования — разработать и апробировать методику оценки подобных рисков на примере регионов России. Для оценки потенциального влияния торговых санкций рассчитывалась доля внешней торговли, приходившаяся на страны, вводившие санкционные ограничения. В ряде случаев она превышала 50 % (Ненецкий, Ханты-Мансийский автономные округа, Коми, Мурманская область), что потребовало быстрой переориентации потоков. Производственная импортозависимость высока для Калининградской, Калужской и Ленинградской областей, активно вовлеченных в глобальные цепочки, в частности в автомобилестроении. Санкции против юридических лиц могли создать риски для стабильности экономик домашних регионов, но рост спроса на отечественную продукцию нивелировал это влияние. Уход иностранных предприятий с рынка создавал риски разрыва производственных цепочек, но и предоставлял возможности для развития местного бизнеса: доля компаний из недружественных стран до введения санкций занимала более 20 % рынка в Калужской, Московской областях, в Москве, но лишь в некоторых регионах доля иностранных фирм, заявивших о своем полном уходе, превышала 5 % рынка: Коми, Самарская, Ленинградская и Московская области. Для комплексной оценки потенциальной подверженности экономики регионов внешним ограничениям рассчитан интегральный индекс на основе вышеупомянутых составляющих. Его значение ниже для регионов с более диверсифицированной отраслевой структурой экономики и внешнеторговых потоков, а наибольшие риски наблюдались для северо-западных территорий России, ранее тесно связанных со странами Европейского союза: Республики Карелия, Коми, Калининградская, Ленинградская, Архангельская области. В 2022 г. в регионах с высоким значением индекса была выше вероятность снижения экономической активности, но в 2023 г. это влияние прослеживается в меньшей мере. По результатам исследования сформулированы некоторые рекомендации.

Список литературы

Введение

В последние годы санкционная политика, то есть введение различного рода экономических ограничений со стороны одних стран и международных организаций в направлении других стран, регионов, отдельных юридических или физических лиц с целью изменения действий последних, стала значимым инструментом мировой политики. Можно утверждать, что на начало 2024 г. большинство стран мира так или иначе были вовлечены в эти процессы<1>. Выросла вероятность того, что любая страна, регион в той или иной форме могут быть подвержены прямым или косвенным внешним ограничениям<2>, которые следует рассматривать как экзогенные шоки для их экономики<3>. Потому правительства большинства стран мира и региональные власти в последние годы с большим вниманием стали относиться к проблеме экономической безопасности [1], [2]. Соответственно, необходимо понимание масштабов, направлений и последствий возможных угроз, их мониторинг и митигация (снижение влияния), поэтому анализ санкционных рисков становится актуальной и значимой научной темой в ближайшие десятилетия. При этом пандемия 2020 г. показала, что внешние шоки и ограничения для экономики возможны не только в результате целенаправленных действий, но и из-за чрезвычайных ситуаций. Это дополнительно увеличивает актуальность исследования внешних экономических рисков.

В 2022—2023 гг. Россия оказалась подвержена беспрецедентному количеству санкций [3] со стороны преимущественно западных государств: США и зависящих от них стран Европейского союза (ЕС), Японии, Австралии, Канады. Были введены различного рода финансовые ограничения, в том числе отказ от кредитования, инвестирования и страхования грузов, экспорта отдельных товаров, в том числе энергоресурсов, импорта отдельных товаров, в том числе высоких технологий, а также иные ограничения. Страны, осуществляющие подобные действия, все чаще в научной литературе называют недружественными [1], причем в России этот термин получил официальный нормативно-правовой статус<4>. Отдельные компании из этих стран, оказавшись под давлением своих правительств и общественных организаций [4], были вынуждены уйти с российского рынка и закрыть и/или продать свои предприятия в России, свернуть инвестиции [20].

Указанные ограничения, несмотря на заявленные политические цели, на практике создавали угрозу экономическому развитию отдельных регионов России и могли подорвать уровень жизни существенной части их жителей [5], [6], так как требовали времени и ресурсов на переориентацию торговых, технологических и иных потоков и перестройку экономики, не говоря уже о прямых ограничениях против российских граждан, в частности ущемление прав свободы передвижения, снижение возможностей получения медицинской помощи за рубежом и пр. Подверженность описанным рискам и возможности адаптации могли существенно различаться между регионами России [9], [10], [11], [12]: территории, более интегрированные в глобальную экономику, в том числе приграничные с ЕС, могли пострадать сильнее. Региональным властям приходилось применять комплекс мер для сохранения уровня благосостояния жителей в зависимости от подверженности указанным рискам [13].

Цель статьи — предложить и апробировать методику оценки подверженности отдельных территорий стран рискам санкционных ограничений на примере ре­гионов России.

Методика

На основе обзора литературы о неоднозначном и разнонаправленном влиянии санкций на экономику стран, подвергшихся внешним ограничениям [5], [7], [10], [11], [14], [15], [16], [17], [18] с учетом имеющихся данных был предложен набор показателей для оценки подверженности регионов возможным санкционным рискам<5> (табл. 1).

Показатели использовались оценочно за 2019—2021 гг. для снижения их межгодовой изменчивости и из-за неоднозначного влияния коронакризиса на исследуемые характеристики в 2020—2021 гг. Взяты значения до 2022 г., когда против России были введено основное число санкционных ограничений, так как методика предполагает оценку рисков до наступления внешнего шока, в то время как после введения ограничений региональные и федеральные власти начали перестройку экономики, ввели ряд контрсанкционных мер, иными словами, активно влияли на ситуацию, а соответственно, искажали первоначальную оценку рисков.

Во-первых, оцениванию подлежит потенциальное влияние торговых санкций на развитие регионов. Для оценки рисков полного разрыва торговых связей и сужения рынков сбыта продукции для предприятий региона могут быть рассчитаны показатели доли импорта и экспорта, приходящихся на потенциально недружественные страны, в общем объеме импорта и экспорта рассматриваемого региона [15], [17]. Чем выше значение показателя, тем выше подверженность экономики региона потенциальным торговым санкциям, так как требуются существенные усилия для поиска новых рынков, переориентации транспортных потоков, заключения новых договоров. В частности, для России важной стала переориентация на восточный полигон, что в случае западных и северо-запад­ных регионов [21], [22] было сопряжено с многократным ростом транспортных и иных издержек для осуществления бизнесом внешнеторговых операций<6>. Если ограничения экспорта из России вели к необходимости его переориентации и снижали прибыль бизнесов и доходную часть бюджета регионов, то ограничения импорта в Россию влияли на возможности закупки технологически сложного оборудования, комплектующих, выполнения производственных заказов. Так, ограничение импорта привело к остановке деятельности многочисленных автомобилестроительных заводов в Ленинградской, Калининградской, Калужской областях, Санкт-Петербурге после исчерпания запасов. Кроме того, были сорваны заказы на производство судов<7> для рыболовецких компаний, в том числе размещенных за рубежом, в частности в Норвегии и Южной Корее, без возврата предоплаты.

Если регион экспортирует продукцию в недружественные страны, то чаще всего он и является активным импортером из этих стран, а коэффициент корреляции между этими показателями составляет около 0,59 по всей выборке регионов (табл. 2). Это объясняется как географическим положением таких регионов вблизи Европейского рынка, так и особенностями глобальных цепочек добавленной стоимости: импорт материалов из ЕС сопровождается последующим экспортом части готовой продукции в ЕС, например в автомобилестроении. У показателей есть свои недостатки. В частности, существенная часть внешней торговли фиксируется через организации, зарегистрированные в Москве, что искажает региональную структуру.

Также для оценки рисков невозможности импорта критически важных машин, оборудования и технологий для развития производств рассчитывалась доля импорта в расходах предприятий на сырье, материалы, полуфабрикаты и комплектующие для производства и продажи продукции (товаров, работ, услуг), так называемая производственная зависимость от импорта<8>. В условиях активного вовлечения большинства стран мира в глобальные цепочки создания добавленной стоимости разрыв этих цепочек ведет к очевидным проблемам с поставками комплектующих, обслуживанием техники и оборудования, сбытом промежуточных товаров и т. д. [16]. Чем выше производственная импортозависимость экономики региона в общем случае, тем выше риски разрыва потенциальных связей из-за прямого влияния санкций, ухода иностранных компаний или роста издержек транспортировки. Расчеты производственной импортозависимости первоначально выполнены для регионов России в работе [23] по методике [24], но в целом могут быть применимы и для других стран, а также с учетом разного состава стран, для которых проводится оценка зависимости. Производственная импортозависимость очень слабо положительно коррелирует с долей импорта из недружественных стран (0,06) и долей экспорта в них (0,11), так как много материалов и комплектующих импортировалось из дружественных и нейтральных стран, в том числе в рамках цепочек внутри Евразийского экономического сообщества (ЕАЭС).

Во-вторых, оцениванию подлежит потенциальное влияние прямых санкционных ограничений для определенных юридических лиц на развитие регионов их регистрации<9>. Для российского случая была рассчитана доля организаций, вошедших в санкционные списки США и ЕС, в выручке всех организаций региона. Попадание в эти списки означало невозможность заимствования средств, ограничения в доступе к технологиям, инвестициям, внешней торговле. Ограничения могли привести к закрытию и снижению объемов деятельности предприятий, а соответственно, к последующему росту уровня безработицы в регионе. Санкции против одной компании неизбежно приводят к рискам по всей цепочке добавленной стоимости [25]. Поэтому это влияние было тем сильнее, чем выше была роль выделенных организаций в экономике региона. Впрочем, в предыдущий период санкций 2014—2022 гг. бизнесы в России находили способы обойти санкционные ограничения [18], а санкции не оказали стойкого негативного воздействия на экономические показатели российских компаний, хотя и потери были существенны [26]. В обрабатывающей промышленности 69 % российских компаний заявили о влиянии санкций 2022 г., из них чуть более половины — о негативном характере этого влияния [27], то есть были и те компании, которые или не почувствовали, или оценили влияние как положительное. При этом важны долгосрочные последствия для этих компаний, связанные со снижением доступа к технологиям, потенциальным уменьшением объемов собственных исследований и удорожанием технологического перевооружения, что наблюдалось в Иране [28].

В-третьих, необходимо оценить потенциально негативное влияние ухода иностранных компаний с рынков регионов. Для расчета были выявлены компании, которые на 50 % и более принадлежали юридическим и/или физическим лицам из недружественных стран [17]<10>, а также те, которые заявили о своем полном уходе из России после 2022 г. [20]<11>. Уход компаний приводил к разрыву связей, приостановке деятельности предприятий, прекращению инвестиций и доступа к новым технологиям и мог повышать число безработных в регионе [29] в зависимости от роли этих компаний в экономике. При этом уход иностранных компаний мог создавать условия для развития отечественного малого и среднего бизнеса, так как открывались новые рыночные ниши [30]. Два рассматриваемых индикатора слабо коррелируют друг с другом (0,09): первый показатель оценивает общую вовлеченность иностранного бизнеса из недружественных стран в экономику региона, а соответственно, максимальную подверженность снижению связей, а второй — возможные риски от ухода отдельных компаний. Отсутствие связи дополнительно показывает, что даже заявленный уход компаний из России напрямую не был связан с угрозой полного ухода всех иностранных компаний.

Для понимания степени подверженности региональных экономик санкционным рискам в комплексе был составлен интегральный индекс на основе шести указанных показателей (табл. 1). Все показатели нормировались по методике линейного масштабирования («макс.-мин.») и суммировались с равными весами, то есть предполагается их равнозначность. Для целей верификации авторы сравнивали различные методики построения индекса (с разными весами и способами суммирования): результаты показали высокую степень корреляции. Как и ожидалось, все значения исходных показателей положительно коррелируют с интегральным индексом (табл. 2), при этом внешнеторговые риски влияют сильнее других.

Используемые индикаторы показывают потенциальную подверженность региональной экономики указанным выше угрозам и рискам. Для расчета значений самого риска требуется понимание уязвимости разных категорий хозяйственных субъектов разным рискам и вероятность их наступления, а также восстановительная и адаптивная способность региональных экономик [31], что не рассматривалось в данном исследовании. Например, доля недружественных стран во внешней торговле региона — это лишь показатель подверженности внешней торговли санкционным ограничениям, но экономика региона может быть слабо уязвима к этому риску, например в том случае, если она в целом ориентирована на внутренний рынок, как экономика Костромской области, Республики Хакасии и т. д. Доля иностранных компаний, которые потенциально могли покинуть Россию (и даже заявляли об этом), может быть слабо связана с реальным закрытием предприятий и приостановкой производств, так как компании не уходили, менялись лишь их бренды, собственники. Таким образом, речь идет о потенциальном влиянии санкционного давления, региональные же экономики могли существенно различаться в фактически наблюдаемой реакции на подобное влияние.

На последнем этапе все показатели и интегральный индекс сравнивались со значениями индекса выпуска товаров и услуг по базовым видам экономической деятельности по имеющимся данным в 2022 г. и в январе — сентябре 2023 г. (далее — индекс выпуска). Последний показатель может служить для косвенной оценки динамики экономики региона, так как исчисляется на основе данных об изменении физического объема сельскохозяйственного, промышленного производства, строительства, оборота торговли, транспортировки и хранения<12>. Показатель используется для оперативной оценки, так как расчет валового регионального продукта в российской статистике проводится и публикуется с отставанием в 1,5—2 года. Ожидалось, что каждый из рассматриваемых индикаторов и интегральный индекс будут отрицательно связаны с индексом выпуска, так как описываемые риски в краткосрочном периоде преимущественно реализуются в снижении экономической активности.

Результаты

Торговые санкции против России, введенные после февраля 2022 г., стали причиной разрыва логистических и производственных связей, сужения рынков сбыта и закупки товаров. Почти 40 % компаний<13> использовали иностранные товары и сервисы, отсутствие которых критически могло сказаться на их бизнесе. Сильнее пострадали регионы России, в которых высокая доля экспорта и/или импорта была связана с недружественными странами до введения санкций [32]. Более 90 % экспорта на страны, вводившие санкции, приходилось в Ненецком автономном округе, Костромской и Мурманской областях (рис. 1), высока была эта доля в регионах — экспортерах энергоресурсов: в Тюменской области, Ханты-Мансийском АО, Татарстане, Коми и Кемеровской области, а также в регионах, ориентированных на экспорт древесины и пиломатериалов в ЕС: Республика Карелия, Архангельская, Вологодская области и Республика Коми. При этом в России доля компаний, которые экспортировали свою продукцию только в недружественные страны, составляла около 18,7 % в 2020 г., но более половины бизнесов — в приграничных с недружественными странами регионах: Псковской, Калининградской, Белгородской, Мурманской областях, Карелии; для импорта аналогичный показатель был около 6 %.

1

Роль недружественных стран в импорте и экспорте регионов России

Источник: рассчитано по данным ФТС РФ.

Ниже всего вовлеченность в торговлю со странами, вводившими санкции, отмечается в южных регионах Дальнего Востока, ориентированных на рынки Китая, и на приграничных с Казахстаном территориях. Также обладали меньшей вовлеченностью некоторые крупные диверсифицированные центры, удаленные от границ и ориентированные на внутренний рынок: Пермский край, Челябинская, Омская, Новосибирская области.

Предприятия довольно быстро начали процесс переориентации внешнеторговых потоков. Так, доля недружественных экономик в экспорте из России к концу 2022 г. снизилась до 35 %, тогда как еще в начале года занимала 58 %<14>; к концу 2023 г. доля экспорта в недружественные страны составляла около 20 %<15>, а в импорте — около 25 %<16><17>. Переориентация потоков потребовала существенных вложений инвестиций в инфраструктуру в восточных и приграничных с нейтральными странами регионах России [11]. Коэффициент корреляции доли импорта из недружественных стран с индексом выпуска по базовым видам экономической деятельности в 2022 г. составил – 0,24 (табл. 2), но снизился во второй половине 2023 г. до – 0,12 после переориентации потоков, а вот отрицательная корреляция с экспортом сохранилась (– 0,24), что может быть связано с расширением ограничений в сфере экспорта газа, нефти и нефтепродуктов из России. Низкие значения самого коэффициента корреляции, то есть взаимосвязи экономической динамики и подверженности рискам торговых санкций, могут быть объяснены с существенными запасами предприятий, которые были накоплены как ответ на перманентную угрозу разрыва торговых цепочек, уже наблюдавшегося в период пандемии.

Перечисленные выше регионы, активно вовлеченные в торговлю с западными странами, закупали оборудование этих стран, поэтому в импорте производственных предприятий была высока доля иностранных материалов и комплектующих. Выше эта доля была в регионах, где ранее создавали иностранные автомобилестроительные заводы: Калининградская, Калужская, Ленинградская, Самарская области, Республика Татарстан (рис. 2). Ниже была производственная импортозависимость в наименее развитых регионах, которые слабо интегрированы в глобальные цепочки, а также в регионах центральной части России (Урал и Сибирь), удаленных от мировых торговых потоков. Производственная импортозависимость ожидаемо отрицательно связана с индексом выпуска в 2022 г. (– 0,3), но коэффициент корреляции стал близок к нулю в январе — сентябре 2023 г. (0,01) по мере перенаправления потоков, запуска производств на основе отечественных материалов и комплектующих.

США и страны ЕС ввели санкционные ограничения в отношении 567 юридических лиц (ЮЛ) в России на момент подготовки статьи<18>. Компании из санкционного списка представлены в 53 регионах (60 % от их числа) и составляют примерно 2,3 % выручки всех компаний в России. В санкционных списках представлены крупнейшие банки и предприятия России, в том числе научно-исследовательские организации и высокотехнологичные производства. Высокая доля этих компаний на рынке наблюдалась в нескольких субъектах Российской Федерации с развитой обрабатывающей промышленностью (Вологодская, Архангельская, Челябинская области), а также в Крыму<19>, вошедшем в состав России после 2014 г. (рис. 3).

2

Производственная импортозависимость предприятий регионов России в 2019—2021 гг.

Источник: составлено по данным статьи [23].

3

Оценочная доля ЮЛ, входящих в санкционные списки ЕС и США, в совокупном объеме выручки всех компаний по регионам в 2017—2021 г., %

Источник: рассчитано по данным Росстата и СПАРК-Интерфакс.

Предполагаемое негативное влияние санкций на предприятия на практике не было реализовано из-за их высокой интеграции во внутрироссийское разделение труда и интенсивной политики импортозамещения и увеличения государственных закупок и заказов у предприятий обрабатывающей промышленности. Часть этих предприятий существенно нарастила инвестиции в запасы и расширение фондов внутри страны, в регионах своей деятельности за счет сокращения вложений в зарубежные активы (риски отъема средств) и софинансирования со стороны государства. Это, например, можно увидеть по очень низким значениям коэффициента корреляции показателя с индексом выпуска по базовым видам экономической деятельности: если в 2022 г. просматривается слабая отрицательная зависимость (– 0,06), то во второй половине 2023 г. она почти не прослеживается из-за существенного роста внутреннего спроса.

В России насчитывается 22 906 компаний, на 50 % и более принадлежавших юридическим и/ или физическим лицам из недружественных стран в 2020 г. (кроме Кипра). Объем их выручки составлял приблизительно 16 трлн руб., а их доля в выручке всех компаний России — примерно 10 % [17]. Большая часть выручки принадлежала компаниям, чьи собственники зарегистрированы в Нидерландах, Германии, Швейцарии и Франции. Около 52 % выручки этих компаний создавалось в оптовой и розничной торговле, еще 29 % — в обрабатывающих производствах. Высока была доля этих компаний в выручке ряда отраслей сферы услуг: гостиницы и рестораны, финансы, информационно-коммуникационные технологии и торговля. В целом по обрабатывающей отрасли эта доля немногим превышала 10 %. В торговле и сфере услуг одновременно высока доля малого и среднего предпринимательства, ниже барьеры для входа стартапов, а значит, выше возможности заполнения возникавших рыночных ниш после ухода иностранных компаний [30]. В производственных сферах возможности для быстрой перестройки меньше из-за необходимости больших капиталовложений, освоения компетенций, кооперации и других факторов.

Регионы России отличаются высокой неоднородностью по доле выручки, создаваемой иностранными компаниями из недружественных стран (рис. 4). Наиболее высокая доля наблюдалась в ряде крупных индустриальных центров, где иностранные компании были представлены в обрабатывающих производствах (Москва, Московская, Ленинградская, Калужская, Владимирская, Белгородская области, Республика Коми), а также в регионах с выгодным приграничным положением (Калининградская, Ленинградская области, Приморский край). Эти регионы столкнулись с наибольшими рисками [29], но в некоторых из них выше и возможности для развития малых и средних отечественных предприятий в сфере услуг [30], например в крупных агломерациях и вблизи них: в Москве, Московской и Нижегородской областях.

4

Оценочная доля иностранных компаний из недружественных стран в совокупном объеме выручки организаций регионов в 2018—2021 гг., %

Источник: рассчитано на основе данных СПАРК-Интерфакс.

Ниже доля компаний из недружественных стран на рынках регионов, менее интегрированных в западные производственные цепочки из-за ориентации на восток (Хабаровский край, Красноярский край, Иркутская область), из-за значимой роли крупных местных бизнесов (Красноярский край, Томская область, Омская область, Башкортостан), из-за неблагоприятного делового климата, например, в некоторых южных регионах.

При этом в 2022 г. если в регионе рассматриваемая доля была высока, то индекс выпуска был ниже (коэффициент корреляции – 0,19), но в первой половине 2023 г. — ситуация обратная (+ 0,09), что может говорить о переориентации потребителей на местные бренды после высвобождения рыночных ниш или сохранении самих предприятий в России после изменения структуры собственности<20>.

На середину 2023 г. 890 компаний заявили о полном уходе из России, из них только 462 ранее зарегистрировали юридическое лицо в России, а потому имели официально фиксируемую налоговыми органами выручку [20]. Эти компании имели приблизительно 2,1 % выручки всех компаний в России и были представлены в 41 регионе (46 %). Наибольшая доля крупных иностранных компаний, заявивших о своем уходе<21>, отмечается в Республике Коми (11,5 % выручки обеспечивала только одна компания «Mondi», которая связана с целлюлозно-бумажным производством) и в Самарской области (10 % выручки обеспечивали три компании, связанные с автопромом). Также значимая доля крупных иностранных компаний, заявивших о своем уходе, была (по убыванию) в Ленинградской области, Московской области, Москве и в Свердловской области (рис. 5).

5

Оценочная доля заявивших об уходе из России компаний в совокупном объеме выручки по регионам в среднем в 2017—2021 гг., %

Источник: составлено по данным [20].

Индекс выпуска хотя и отрицательно, но слабо коррелирует с заявлениями об уходе иностранных компаний с рынка (– 0,14); коэффициент корреляции близок к нулю в 2023 г. (– 0,05). Это связано с незначительным влиянием рассматриваемых компаний на экономику большинства регионов (рис. 5). К тому же отдельные фирмы не прекращали фактическую деятельность в России, а лишь заявляли об этом, или продавали свои активы другим собственникам, или передавали их местному менеджменту без существенного периода остановки предприятия.

В завершение был рассчитан интегральный индекс подверженности экономики регионов России санкционным рискам (рис. 6). Выше было значение индекса для экономик северо-западных регионов (Республика Коми, Калининградская, Вологодская, Ленинградская, Архангельская области, Республика Карелия), где сформировались тесные торговые и кооперационные связи с географически близкими странами Европейского союза, а также в автомобилестроительных центрах, интегрированных в глобальные производственные цепочки (Калужская, Ленинградская, Калининградская, Самарская области, Республика Татарстан, г. Москва), откуда ушли транснациональные корпорации-автогиганты. Все три региона на Балтийском море: г. Санкт-Петербург, Калининградская и Ленинградская области, как и ожидалось, оказались подвержены наибольшему влиянию санкционных рисков [33]. Для Калининградской области наиболее значительные санкционные риски стали существенным стимулом кардинальной трансформации экономики и внешнеторговых связей [34].

Пониженная подверженность рискам характерна для многих крупных диверсифицированных регионов с высокой долей обрабатывающей промышленности: Пермский, Хабаровский край, Ростовская, Томская, Новосибирская, Иркутская, Омская, Челябинская, Волгоградская, Воронежская, Брянская, Тульская, Рязанская области, Республика Башкортостан, Удмуртия. В этих регионах действуют крупнейшие производственные предприятия.

Для большинства азиатских и дальневосточных регионов с пониженной и средней подверженностью рискам характерна высокая диверсификация торговых потоков, в том числе ориентация на рынки Азиатско-Тихоокеанского региона: Иркутская, Амурская, Томская области, Хабаровский, Красноярский, Забайкальский край.

6

Индекс подверженности санкционным рискам по регионам России

Наименьшее влияние рисков наблюдалось в удаленных от глобальных рынков (Алтайский край, Республики Тыва и Алтай) и менее развитых регионах (Республики Дагестан, Чечня, Калмыкия, Алтай, Тыва), а соответственно, менее вовлеченных в торговлю, производственные и иные связи с развитыми недружественными странами. Республики Северного Кавказа в силу своей близости к нейтральным странам смогли воспользоваться перенаправлением торговых потоков, в том числе в результате разрешения параллельного импорта [17], а также привлекли дополнительных внутренних туристов из-за ограничений на перемещения российских граждан за рубежом.

В регионах с высоким интегральным индексом подверженности санкционным рискам в среднем был ниже индекс выпуска товаров и услуг в 2022 г. (коэффициент корреляции — – 0,41<22>), то есть выше была вероятность того, что региональная экономика не росла. Но уже в январе — сентябре 2023 г. коэффициент корреляции снизился до – 0,14. Трансформацию экономики регионов подтверждает и тот факт, что в целом экономика России (ВВП) в 2022 г. сократилась на 1,2 % по оценке Росстата<23>, но в 2023 г. выросла на 3,6 %<24>.

Заключение и рекомендации

Расширение санкционных и иных схожих для экономики рисков требует большего внимания исследователей, можно даже говорить о появлении нового направления научных исследований — «санкциономики» — об инструментах и последствиях соответствующей политики для хозяйства и населения разных стран и регионов. На наш взгляд, оценка санкционных рисков для регионов как раздел нового направления может иметь некоторое теоретическое значение с точки зрения развития концепции шокоустойчивости (резильентности) экономических систем [35], [36], а с прикладной точки зрения служит целям укрепления экономической безопасности регионов [37].

Как показывает проведенный анализ, санкционные риски оказывают пространственно разнородное влияние. В регионах с более интенсивными связями со странами, вводившими санкции, риски спада экономической активности были выше из-за разрыва поставок, ограничения доступа к рынкам [12]. Впрочем, возможна переориентация торговых потоков при условии наличия финансовых, транспортных, предпринимательских и иных ресурсов и компетенций. Санкции против юридических лиц создают риски снижения экономической активности в регионах регистрации этих организаций из-за ограничений доступа к зарубежным финансам, технологиям, рынкам, но рост спроса на местную продукцию компенсирует это влияние, в том числе за счет госзакупок. К тому же владельцы многих из этих предприятий стремятся снизить риски экспроприации собственности за рубежом, больше инвестируя внутри страны и базовых регионов (вынужденный решоринг). Уход иностранных компаний приводит к разрыву производственных цепочек, в отдельных случаях — к оттоку специалистов (релокации сотрудников в другие страны), но одновременно высвобождает рыночные ниши для местного бизнеса. В торговле после разрешения параллельного импорта<25> возникли возможности возникновения и роста малых торговых фирм в регионах, граничащих с дружественными и нейтральными странами [17]. Росли в 2023 г. объемы внутреннего туризма, а соответственно, и сектора услуг из-за ограничений на пересечение границ с недружественными странами. При этом многие риски могут не проявляться напрямую в краткосрочной экономической динамике, например отток и нехватка специалистов из-за релокации или недостаток технологий и невозможность импорта необходимого оборудования.

Оцениваемая в статье подверженность региональных экономик санкционным рискам коррелирует с потенциальным краткосрочным снижением темпов экономического роста, но экономическая динамика зависит от возможностей адаптации бизнесов и жителей, от компетенции властей. В регионах с диверсифицированными экономикой и внешнеторговыми связями [38], с проактивной политикой властей в целом ниже вероятность отрицательных темпов роста; эти регионы могут пользоваться результатами контрсанкционной политики импортозамещения (рост госзаказов, повышенный спрос на отечественные аналоги) и переориентации торговых, инвестиционных и иных потоков. Например, одной из наиболее подверженных санкционным рискам в России оказалась Липецкая область, но регион относительно диверсифицированный, в предыдущие годы власти региона проводили проактивную политику по привлечению инвесторов и развитию обрабатывающей промышленности, в новых условиях повышенный спрос на продукцию металлообработки и машиностроения создал основы для роста экономики. Поэтому хотя выпуск базовых продуктов и услуг в регионе снижался в 2022 г., он рос в январе — сентябре 2023 г.

Какими бы ни были внешние шоки для региональной экономики, необходима долгосрочная стратегия повышения ее резильентности [36]. Такая стратегия может включать широкий набор мер: от повышения транспортной доступности и связанности до диверсификации экономики и внешней торговли. Необходимо привлечение инвесторов из разных стран и регионов, запрет концентрации на одном или нескольких партнерах. Возможно стимулирование диверсификации внешнеторговых потоков [38] путем проведения международных форумов, ярмарок, участия делегаций бизнеса в подобных мероприятиях за рубежом. Важно установление широкой сети дружественных, в том числе и личных, связей с регионами-соседями и приморскими регионами [39]. Эффективна стратегия диверсификации экономики региона путем развития взаимодополняемых видов деятельности (умной специализации), достройки цепочек создания стоимости внутри региона [40], [41], усиления государственной поддержки отдельных наиболее импортозависимых отраслей за счет субсидий, вложений в науку и госзакупок [42], [13], стимулирования широкой предпринимательской деятельности, способствующей быстрой адаптации потребительских рынков в условиях шоков [30]. Для снижения импортозависимости потребуется более широкая интеграция образования, науки и производственного сектора с целью разработки новых продуктов и услуг в рамках умной специализации регионов [41]. Отдельным значимым направлением видится подготовка и привлечение кадров в регион в условиях их нехватки [42]. Нелишним будет говорить и о повышении бюджетной шокоустойчивости [43]: низкая и умеренная долговая нагрузка, накопление резервных фондов, номинированных в разных валютах, но хранящихся и инвестируемых внутри своей страны, внедрение запрета на размещения средств в одной стране (или потенциальном блоке стран). При этом региональные власти чаще всего решают текущие задачи без должного долгосрочного планирования, что предопределяет потребность в создании агентства развития с широкими полномочиями [39]. Региональным властям следует разработать систему мониторинга долгосрочных внешних рисков, которые следует учитывать при разработке документов стратегического развития [22], [36]. При этом важно учитывать, что проблема воздействия внешних ограничений на региональные экономики не сводится к сумме локальных рисков, а нуждается в более сложном, системном подходе к оценке и учету рисков в масштабах всей экономики страны.

Исследование выполнено в рамках государственного задания РАНХиГС. Автор благодарит за помощь с расчетами и подготовкой картографического материала А. А. Михайлова, за помощь с получением данных Ю. Д. Землянского, А. Ю. Кнобеля, Р. О. Бобровского, а также рецензентов за полезные комментарии, учтенные при доработке статьи.