Беженцы из Сирии и Ирака в Швеции: особенности расселения в период миграционного кризиса
- DOI
- 10.5922/2079-8555-2022-4-6
- Страницы / Pages
- 98-112
Аннотация
В условиях аномального увеличения численности вынужденных мигрантов в период Европейского миграционного кризиса на первый план для стран, аккумулирующих беженцев, вышли вопросы их приема и размещения. Цель исследования состоит в выявлении изменений в пределах Швеции расселения мигрантов из Сирии и Ирака в период 2014—2019 гг. Авторская методика базируется на использовании индекса Херфиндаля — Хиршмана, изменение значений которого отражает уровень и направленность территориальной концентрации — деконцентрации мигрантов, а также индекса Рябцева, позволяющего определить степень близости структур расселения мигрантов и шведов. Установлено, что в кризисный период — особенно в его повышательной фазе — происходила организованная властями деконцентрация мигрантов по территории страны, которую в понижательной фазе кризиса и по его окончании сменил обратный процесс, самоорганизованный мигрантами. Деконцентрация иракцев и сирийцев привела к конвергенции структуры их расселения с таковой у шведов; концентрация — к дивергенции, сопровождающейся формированием на периферии крупнейших городов страны территорий с высокой долей мигрантов в населении. Формирование таких уязвимых с точки зрения властей страны районов, характеризующихся высоким уровнем криминализации, оказывает негативное влияние на процесс интеграции выходцев из Сирии и Ирака в шведское общество.
Abstract
The vast increase in the number of forced migrants during the European migration crisis has compelled the receiving countries to concentrate on the issues of migrant reception and accommodation. This study aims to demonstrate how the patterns of settlement of Syrian and Iraqi migrants changed in 2014—2019. We propose a new methodology, building on the Herfindahl-Hirschman index, an indicator of the level and direction of the spatial concentration—deconcentration of migrants, and the Ryabtsev index, which is used to measure the proximity between the settlement structures of migrants and the Swedes. It is established there was a deconcentration of migrants during the crisis (especially in its ascendant phase), carried out by the Swedish authorities. However a reverse process took place in the descendant phase, as a result of self-arranged migrants’ resettlement. The deconcentration of Iraqis and Syrians led to the convergence between the settlement structure typical of immigrants and the Swedes, whilst concentration resulted in divergence accompanied by the emergence of close-knit immigrant communities on the outskirts of Sweden’s largest cities. The formation of such communities, seen as vulnerable by the national authorities and marked by a high crime rate, impedes the integration of Syrian and Iraqi immigrants into Swedish society.
Список литературы
Введение
По данным Международной организации по миграции (МОМ), за последние двадцать лет численность мигрантов в мире выросла более чем на 100 млн человек и в 2022 г. составляет 281 млн<1>; крупнейшая группа в их составе (около 2/3) — трудовые мигранты<2>. Одновременно в последние десятилетия резко возросло число вынужденных мигрантов: трудности в их адаптации в принимающее общество наряду со слабой контролируемостью потоков беженцев делают миграцию одним из наиболее острых вопросов современности.
Ярким примером, иллюстрирующим сложность решения миграционных вопросов, стало стремительное увеличение мощности потоков беженцев в страны Европы с 2014 г., положившее начало Европейскому миграционному кризису<3>. На пике кризиса, в 2015—2016 гг., на территорию Европейского союза прибыли 2,5 млн беженцев, при этом лишь на две страны Ближнего Востока — Сирию и Ирак — пришлось около 40 % их числа<3>. Cтоль беспрецедентное увеличение миграционной нагрузки стало серьезным системным вызовом для стран ЕС, выявившим существующие изъяны в реализации его миграционной и региональной политики [1], [2]. Неравномерность миграционной нагрузки на страны ЕС привела к появлению директив по перераспределению мигрантов из Греции и Италии<5>: последние, согласно Дублинскому регламенту<6>, как страны, через территорию которых проходили основные миграционные маршруты из стран Ближнего Востока в ЕС, оказались ответственными за рассмотрение ходатайств основной массы просителей убежища. Предложенная инициатива стала серьезным вызовом внутриевропейской солидарности, вызвав негативную реакцию в первую очередь восточноевропейских стран ЕС, которые фактически отказались принимать беженцев в соответствии с этими директивами [3], [4]. События Европейского миграционного кризиса обнажили не только противоречия политического характера на уровне ЕС в целом, но и социокультурные проблемы адаптации мигрантов-мусульман на уровне стран, принявших большое количество переселенцев — Германии, Швеции, Австрии, Нидерландов, Бельгии, Дании [5], [6], [7], [8], [9].
Один из наиболее важных факторов интеграции инокультурных иммигрантов — структура их расселения по территории принимающего государства [10]. В большинстве случаев она отличается высокой неравномерностью [11]: вследствие повышенной концентрации мигрантов в пределах крупных городских агломераций Европы формируются районы, представляющие собой территориальную форму эксклюзии и социальной сегрегации пришлых этнических и конфессиональных групп [12], [13].
Цель исследования состоит в выявлении изменений в пределах Швеции расселения мигрантов из Сирии и Ирака в период 2014—2019 гг. Исходя из поставленной цели исследования в работе решаются следующие задачи: 1) определить различия в расселении, с одной стороны, мигрантов из Сирии и Ирака и, с другой, шведского населения, сложившиеся в результате миграционного кризиса; 2) выявить изменения миграционной политики шведских властей, обусловленные необходимостью принятия и расселения значительного числа переселенцев.
Материалы и методы исследования
Выбор Швеции в качестве территориального полигона исследования связан со следующими причинами.
1. Страна имеет длительную историю принятия и расселения инокультурных мигрантов. До начала 1980-х гг. в структуре иммиграционного потока в Швецию преобладали трудовые мигранты из стран Северной, Западной и Южной Европы [14]. Рычаги миграционной политики находились в руках Совета по рынку труда, который занимался вопросами найма иммигрантов, их интеграции и предоставления места жительства [15]. В результате интенсификации потоков беженцев в страну и увеличения миграционной нагрузки на крупнейшие шведские города в 1980-е гг. была создана Миграционная служба Швеции, которая в 1985 г. начала реализацию «Стратегии всей Швеции» («Hela Sverige strategin»). Цель «Стратегии» состояла в ускорении интеграции беженцев посредством их более равномерного расселения из крупных в средние и малые по численности населения коммуны страны, имевшие необходимые объемы жилищного фонда и свободных рабочих мест [16]. Лицам, получившим убежище, предоставляли социальное жилье в определенной коммуне, где они должны были проживать в течение 18-месячного периода, однако штрафы или другие наказания в случае их переезда предусмотрены не были.
От «Стратегии всей Швеции» власти страны отказались в 1994 г., приняв закон о приеме просителей убежища<7>, который открыл последним возможность размещения как в социальном жилье («Anläggningsboende», ABO), предоставленном властями коммуны, так и в самостоятельно выбранном («Eget boende», EBO). Беженцы, предпочитавшие вариант ABO, не имели возможности выбора муниципалитета проживания и, как правило, размещались властями в небольших коммунах страны; выбравшие EBO обычно селились у друзей или родственников в крупных коммунах [17], [18], [19]. Все категории беженцев, независимо от выбранного ими варианта проживания, получали финансовую помощь от государства. Однако выбравшие EBO имели право только на суточные пособия, а расходы на жилье должны были в значительной степени покрывать самостоятельно. Власти страны ожидали, что лишь небольшая часть новоприбывших беженцев самостоятельно найдет жилье, однако, как показали исследования, в докризисный период 1998—2010 гг. более половины вынужденных мигрантов выбирали именно EBO, что привело к формированию в Швеции сегрегированных территорий с высокой долей мигрантского населения [20], [21].
Усиление миграционной нагрузки на Швецию в период Европейского миграционного кризиса, проблемы расселения беженцев, обострившиеся на фоне криминализации районов с повышенной концентрацией мигрантов, требовали обновления миграционной политики страны. Одним из шагов в этом направлении стал принятый 1 марта 2016 г. закон о приеме вновь прибывших иммигрантов, согласно которому все муниципалитеты Швеции были обязаны размещать у себя беженцев<8>. Количество беженцев, которое должна была принять та или иная коммуна, определялось исходя из ситуации на рынке труда, размера территории и числа уже находившихся в ней просителей убежища. В 2020 г. в результате внесения поправок в Закон 1994 г.<9> прибывающие в страну беженцы, желающие самостоятельно поселиться в выделенных властями 32 «социально и экономически уязвимых» районах, теряли финансовую поддержку со стороны государства [22].
2. Основываясь на принципах своей миграционной политики, Швеция, позиционирующая себя как «гуманитарная сверхдержава» [23], приняла наибольшее среди стран ЕС количество беженцев из Сирии и Ирака в расчете на душу населения в период миграционного кризиса [24], а по абсолютным показателям прибывших в страну за данный период (более 140 тыс. человек) в ЕС она уступает только Германии.
3. Прием преимущественно инокультурных мигрантов, в том числе из Сирии и Ирака, приводит в Швеции к росту численности мусульманской общины, которая стала фактически «вторым большинством» в стране. Так, доля мусульман в религиозном населении Швеции составляет почти 14 %, а их численность, по нашим подсчетам, составляет 950 тыс. человек [14]. Шведские власти одними из первых в ЕС признали наличие в стране территорий c высоким уровнем преступности и повышенной долей мигрантов в структуре населения — «уязвимых районов»<10>, в которых фактически утрачена государственная монополия на власть.
Информационной базой исследования послужили официальные данные Статистического управления Швеции (SCB), содержащие сведения о структуре миграции в Швецию, происхождении населения и размещении мигрантов на территории страны по административно-территориальным единицам разного уровня<11>.
Трансформация структуры размещения мигрантов на определенной территории обусловлена интенсивностью процессов их территориальной концентрации — деконцентрации. В качестве основного показателя, характеризующего структуру размещения мигрантов в Швеции (на уровне административно-территориальных единиц первого порядка — ленов), используется индекс Херфиндаля — Хиршмана (HHI):
HH1= |
N |
, |
∑S 2 |
||
i=1 i |
где Si — доля лена в общей численности мигрантов на территории страны, %; N — количество ленов.
Этот индекс принимает значения от 10 000/N до 10 000 и позволяет оценить степень концентрации мигрантов, а сравнение соответствующих значений индекса за рассматриваемый временной интервал — ее изменение. В случае увеличения значения индекса имеет место усиление территориальной концентрации мигрантов, и наоборот.
Сложившиеся особенности передвижения вынужденных мигрантов из Сирии и Ирака в Швецию в период миграционного кризиса, связанные с тем, что переселенцы попадали в страну преимущественно не воздушным, а сухопутным транспортом через территорию Дании, а также особенности внутренних перемещений мигрантов и миграционной политики шведских властей, направленные на равномерное расселение беженцев, привели к отличиям в расселении шведов и мигрантов. Для выявления уровня этих отличий в 2014—2019 гг. использовался индекс структурных сдвигов Рябцева (Ir):
Ir= ,
где n — количество административно-территориальных единиц второго уровня (коммун); kм — доля каждой из n коммун в численности мигрантского населения из Сирии и/или Ирака; kш — доля каждой из n коммун в численности граждан Швеции.
Преимущество Ir в сравнении с другими показателями абсолютных и относительных структурных сдвигов состоит помимо прочего в наличии шкалы значений в интервале [0; 1], позволяющей качественно интерпретировать полученные результаты [25]. Чем ниже значение этого индекса, тем в большей степени — при прочих равных условиях — структура расселения мигрантов по коммунам близка таковой для шведов.
Для выявления особенностей размещения мигрантов из Сирии и Ирака по отношению к гражданам Швеции, что наиболее ярко проявилось в период миграционного кризиса, все 290 коммун страны были объединены нами в 10 групп — децилей, примерно одинаковых по общей численности населения. При анализе различий в расселении не рассматривался 1-й дециль, представленный одной коммуной (Стокгольм), по причине аномальности переднего «хвоста» распределения — по аналогии с таковым в рамках правила Зипфа. Его образование — следствие распределения коммун по группам снизу, когда вклад каждой последующей группы все более отличается от идеальной 10 %-ной доли (особенно для первого дециля).
Результаты и их обсуждение
Согласно данным SCB, первые иракцы и сирийцы прибыли в страну в 1950—1960 гг., однако к 1980 г. их численность составляла лишь нескольким более 2,2 тыс. человек. С 1980-х гг. начался период более активной иммиграции в Швецию (табл. 1), связанный с приемом нескольких волн беженцев — в первую очередь из Ирака, в результате обострения политической и экономической обстановки в ближневосточном регионе [26], а также военных конфликтов: ирано-иракской войны 1980—1988 гг., войны в Персидском заливе 1990—1991 гг., вторжения коалиции стран в Ирак в 2003 г. и последовавшей за этим иракской войны 2003—2011 гг. [27; 28].
Страна |
Год |
|||||||
1950 |
1960 |
1970 |
1980 |
1990 |
2000 |
2010 |
2020 |
|
Сирия |
0 |
6 |
100 |
1606 |
5874 |
14 162 |
20 758 |
193 594 |
Ирак |
5 |
16 |
108 |
631 |
9818 |
49 372 |
121 761 |
146 440 |
Источник: составлено авторами по данным Folkmängd Efter Födelseland<12>. |
К началу миграционного кризиса в 2014 г. на территории Швеции проживали 197,8 тыс. граждан Ирака и Сирии в соотношении 2:1. Сложившаяся предшествующими десятилетиями структура их расселения характеризовалась значительной неравномерностью: 64,2 % иракцев и 50,8 % сирийцев проживали в 3 из 21 лена страны — Стокгольме, Вестра-Гёталанде и Сконе<13>.
В результате Европейского миграционного кризиса к 2019 г. сирийцы и иракцы стали крупнейшими этническими меньшинствами в Швеции, оттеснив на третье место финнов, которые лидировали по этому показателю с начала прошлого столетия. Несмотря на то что к окончанию кризисного периода упомянутые выше лены по-прежнему лидировали в стране по доле сирийцев и иракцев (рис. 1), для каждой из этих общин за предшествующее пятилетие была в целом характерна деконцентрация по территории страны (табл. 2).
Рис. 1. Структура размещения мигрантов из арабских стран Азии
по ленам и «уязвимые районы» Швеции, 2019 г.
1 |
Структура размещения мигрантов из арабских стран Азии по ленам и «уязвимые районы» Швеции, 2019 г. |
Источник: рассчитано и составлено авторами по данным Folkmängden efter region, födelseland och kön<14>; Kriminell påverkan i lokalsamhället<15>. |
Значение HHI по группам населения |
2014 |
2015 |
2016 |
2017 |
2018 |
2019 |
Мигранты из Ирака |
1640,2 |
1639,0 |
1630,1 |
1608,3 |
1606,2 |
1599,8 |
Мигранты из Сирии |
1149,6 |
988,4 |
898,7 |
932,5 |
937,4 |
936,0 |
Граждане Швеции |
1027,4 |
1032,1 |
1035,7 |
1038,1 |
1040,5 |
1042,9 |
Источник: здесь и далее, если не указано иное, расчетные данные приводятся по Folkmängden efter region, födelseland och kön<16>. |
Наиболее значительной деконцентрация была у сирийцев — в связи с резким уменьшением доли лена Стокгольм в общей численности сирийцев Швеции (с 24,6 % в 2014 г. до 16,0 % в 2019 г.) и увеличением таковой для южных ленов (Сконе, Халланд, Кальмар, Крунеберг, Йёнчёпинг), а также с тем, что в период кризиса мигранты попадали на территорию Швеции с юга — из Дании. Примечательно, что максимальной деконцентрация сирийцев была по ленам страны не до или после, а на пике кризиса — в 2016 г. — вследствие более равномерного расселения беженцев после принятия в этом году закона о приеме вновь прибывших иммигрантов.
Более высокий уровень концентрации иракцев по сравнению с сирийцами связан с их более высокой численностью и устойчивой структурой расселения по территории страны. Снижение этого уровня в период кризиса обусловлено падением в иракском населении Швеции доли ленов Стокгольм (с 31,3 до 30,7 %), Эребру и Евлеборг и увеличением (на 2 %) — лена Даларна, произошедшем за счет активного перераспределения беженцев [29].
Изменения в размещении мигрантов из Сирии и Ирака наблюдались не только на уровне ленов Швеции, но и на уровне коммун. Так, миграционный кризис инициировал конвергенцию распределений шведов и мигрантов по коммунам, сменившуюся дивергенцией по его окончании (табл. 3). Сближение структур расселения сирийцев и шведов достигло своего максимума в 2017 г. — в первый год снижения мощности миграционного потока из Сирии. Этому способствовала деятельность Шведского миграционного агентства, нацеленная на более равномерное расселение сирийских беженцев в предоставляемое коммунами социальное жилье (ABO). В рамках организованного расселения беженцы распределялись в первую очередь в малые коммуны страны (8, 9-й и 10-й дециль), доля которых в общей численности беженцев в Швеции выросла с 28,6 % в 2014 г. до 39,0 % в 2016 г. (рис. 2).
Год |
Средние границы |
Значения Ir по совокупностям мигрантов |
||||
Крупные (2—4-й децили) |
Средние (5—7-й децили) |
Малые (8—10-й децили) |
Мигранты |
Мигранты из Ирака |
Совокупность |
|
2014 |
93 567—560 199 |
33 484—91 238 |
2445—33 130 |
0,376 |
0,348 |
0,319 |
2015 |
0,351 |
0,345 |
0,295 |
|||
2016 |
0,329 |
0,342 |
0,266 |
|||
2017 |
0,298 |
0,334 |
0,256 |
|||
2018 |
0,305 |
0,331 |
0,258 |
|||
2019 |
0,311 |
0,328 |
0,262 |
|||
Источник: рассчитано и составлено авторами. |
Рост различий в расселении шведов и мигрантов с 2018 г. связан с активизацией процессов самоорганизации в размещении сирийцев по территории Швеции. Проведенное нами исследование дальнейшего расселения сирийских беженцев в Швеции подтверждает выводы, полученные стокгольмскими учеными, согласно которым беженцы, размещенные в ABO в период 2005—2009 гг., уже в первые годы нахождения в стране достаточно часто переезжают из небольшого города/сельского района в крупный городской район [30]. Таким образом, можно констатировать долговременный характер данного тренда в самоорганизации расселения беженцев в Швеции.
2 |
Распределение сирийцев (а) и иракцев (б) по децилям коммун Швеции в 2014—2019 гг. |
|
Размещение иракцев по децилям коммун к началу кризиса характеризовалось еще большей, чем у сирийцев, концентрацией в крупных коммунах. Однако само их распределение в период 2014—2019 гг. было более равномерным (при незначительном росте в этот период малых коммун), что связано с относительно незначительным числом приехавших мигрантов из Ирака в период кризиса по сравнению с таковым в 2000-х гг. Значительный рост числа иракцев в средних по численности коммунах (5-й дециль) в 2016—2017 гг. объясняется переходом в эту группу некоторых коммун 4-го дециля. Таким образом, перераспределение иракцев в пределах Швеции в период миграционного кризиса во многом было обусловлено траекторией, сформированной еще до его начала.
Размещение сирийцев и иракцев в пределах крупных городских коммун прежде всего трех «столичных» ленов Швеции (рис. 2), преобладание в структуре переселенцев инокультурного, прежде всего мусульманского, контингента затрудняет интеграцию иммигрантов в шведское общество, характеризующееся высоким уровнем секуляризованности [31], [32].
Именно в крупнейших городских агломерациях страны располагается большинство уязвимых районов<17> (см. рис. 1). Они представляют собой шведский вариант «запретных зон»<18>, распространившихся в последнее время во многих городских кварталах Европы, которые можно рассматривать как форму территориальной эксклюзии мигрантского, преимущественно мусульманского населения в странах ЕС [33]. Институализация понятия «уязвимый район» со стороны правительства Швеции произошла именно в результате резкого увеличения численности беженцев в стране в 2014 г. Официальные власти разделили выделенные районы на три категории, исходя из степени остроты в них социальных проблем и уровня криминализации общества: уязвимые, повышенного риска и особо уязвимые.
В настоящее время в пределах уязвимых районов Швеции проживают 27,5 % иракцев и 15,8 % сирийцев<19>, что свидетельствует о высокой степени территориальной эксклюзии мигрантов из этих стран. Наиболее высок ее уровень в пределах трех «столичных» ленов: в уязвимых районах Стокгольма проживают 47,1 % иракцев и 37,7 % сирийцев лена; Вестра-Гёталанда — 56,0 и 48,5 %, Сконе — 34,4 и 30,3 % соответственно. К категории особо уязвимых правительством отнесены 22 района с общей численностью населения 200 тыс. человек — Хусбю в Стокгольме, Рона/Гелета/Лина в Сёдерталье, Эльбо в Гётеборге, Русенгорд в Мальмё, Кроногорден в Тролльхеттане и ряд других, в которых значительную часть населения образуют выходцы из Ирака и Сирии<20>. Контроль за этими районами со стороны шведских властей фактически потерян, а надзорные функции переходят к представителям этнических и религиозных меньшинств<21>.
Заключение
Лавинообразное увеличение мощности потоков беженцев из Сирии и Ирака в страны Европы продемонстрировало несовершенство механизмов миграционной и региональной политики ЕС, страны которого так и не смогли прийти к единому решению по принципиальным вопросам о распределении потоков беженцев и расселении последних по территории Союза. Результатом нерешенности этих проблем стало обострение политической и социальной напряженности в странах региона.
Для Швеции, принявшей самое большое в Европе число беженцев на душу населения, в период Европейского миграционного кризиса была характерна территориальная деконцентрация мигрантов по ленам страны. Этот процесс наиболее ярко проявился именно для сирийских мигрантов, достигнув своего максимума в 2016 г., после чего сменился концентрацией. В свою очередь, расселение иракцев характеризовалось более равномерной деконцентрацией на протяжении всего периода.
Сравнение совокупностей граждан Швеции и мигрантов из Сирии и Ирака указывает на то, что конвергенция в их расселении по коммунам страны имела место именно в период наиболее активной фазы миграционного кризиса — с 2015 по 2016 г. — и достигла своего максимума в 2017 г. — в первый год сокращения миграционного потока в страну. Сближение структур расселения мигрантов и шведов происходило за счет перераспределения в период активной фазы кризиса беженцев в малые коммуны, осуществлявшегося Шведским миграционным агентством. В дальнейшем, с 2018 г., началась резкая дивергенция в расселении этих групп населения, связанная с возрастанием роли самоорганизации в расселения сирийцев и иракцев по территории Швеции, которые предпочитали селиться в крупных по численности населения городских коммунах страны.
Отличительной чертой внутренней миграции выходцев из Сирии и Ирака стало увеличение их концентрации в периферийных районах крупнейших шведских городов. Именно такие определяемые властями уязвимые районы, характеризующиеся высоким уровнем криминализации, неприятием норм и ценностей принимающего общества, распространением фундаментальных мусульманских ценностей, радикальных идей стали формой территориальной эксклюзии мигрантского населения из Сирии и Ирака.
Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 22-18-00123.