2021 Том 13 №3

Обсуждается вопрос, включена ли концепция социетальной безопасности в российский официальный и неофициальный дискурс, а также ее наличие в российских стратегических документах по национальной безопасности и безопасности региона Балтийского моря. В статье, в частности, описаны теоретические подходы к определению концепции социетальной безопасности в рамках четырех парадигм международных отношений (неореализм, неолиберализм, глобализм и постпозитивизм). В практическом плане России совместно с другими региональными игроками удалось выработать общий региональный подход к пониманию угроз и вызовов социетальной безопасности в регионе Балтийского моря, к которым относятся неравномерное региональное развитие, социальное и гендерное неравенство, безработица, бедность, проявления нетерпимости, религиозный и политический экстремизм, сепаратизм, крупномасштабная миграция, несогласованность систем образования, изменение климата, природные и техногенные катастрофы, транснациональная организованная преступность и киберпреступность, международный терроризм, так называемые гибридные угрозы и т. д. Москва и другие страны Балтии имеют общую позицию относительно Совета государств Балтийского моря, выступающего надлежащим региональным учреждением для реализации общей стратегии социетальной безопасности, примером которой является План действий стран Балтийского моря в рамках Повестки дня в области устойчивого развития на период до 2030 года (2017).

This study discusses whether the concept of societal security is embedded in the Russian formal and informal discourses as well as in the Russian strategic documents on national security and the Baltic Sea region. Particularly, the paper describes four paradigms of international relations (neorealism, neoliberalism, globalism and postpositivism) and theoretical approaches to the concept of societal security formulated in them. On a practical plane, Russia has managed to develop — together with other regional players — a common regional approach to understanding societal security threats and challenges in the Baltic Sea region. These challenges include uneven regional development, social and gender inequalities, unemployment, poverty, manifestations of intolerance, religious and political extremism, separatism, large-scale migration, climate change, natural and man-made catastrophes, transnational organized crime and cybercrime, international terrorism, so-called hybrid threats, disharmony between education systems, etc. In 2017, Russia and other Baltic countries agreed that the Council of the Baltic Sea States would be the regional institution to implement a common societal security strategy exemplified by the Baltic 2030 Agenda Action Plan.

Россия в настоящее время испытывает трудности в поддержании нормальных деловых связей со странами Вишеградской группы (V4) и Балтийской ассамблеи / Балтийского совета министров (БА/БСМ). С точки зрения авторов, генезис имеющихся сложностей в основном связан со странами, входящими в указанные субобъединения. При этом в более широком плане в отношениях России и ЕС прослеживается тенденция нарастания напряженности, которая также возникла не по российской инициативе. Цель статьи заключается в исследовании целесообразности налаживания Россией отношений непосредственно с Вишеградской группой и БА/БСМ. Учитывается, что названные субобъединения, с одной стороны, возникли до вступления этих стран в ЕС, с другой — представляют собой продукты регионализации Евросоюза. Достижение поставленной цели видится через решение трех задач. Первая — поиск адекватной теоретико-методологической базы исследования. Вторая — сравнительная характеристика Вишеградской группы (V4) и Балтийской ассамблеи / Балтийского совета министров (БА/БСМ). Третья — уточнение способности указанных объединений и ассоциаций к самостоятельной внешней и внутренней политике. Для исследования использован метод сравнения деятельности обоих субобъединений и конкретизации их значимости для ЕС.

Today Russia has difficulty doing business-as-usual with EU states. It seems that the countries of the Visegrad Group (V4) and the Baltic Assembly/Baltic Council of Ministers (BA/BСM) have contributed substantially to this state of affairs. Overall, the tensions between Russia and the EU are building up – another tendency that did not arise on the Russian initiative. This article aims to address the question of whether Russia should establish direct relations with the V4 and the BA/BCM as tools to overcome the mentioned difficulties. On the one hand, these associations date back to before the countries acceded to the Union. On the other, they are products of regionalisation in the EU. In answering this question, we achieve three objectives. Firstly, we look for an appropriate theoretical and methodological framework for the study. Secondly, we produce a comparative description of the V4 and the BA/BCM. Thirdly, we examine the capacity of these associations to pursue an independent foreign and domestic policy. This study uses a comparison method to analyse the activities of the two organisations and identify their significance for the EU.

В рамках исторического неоинституционализма на примере распада Ливонской конфедерации и последующего переформатирования Балтийского региона в XVI–XIX веках исследованы особенности постбифуркационного включения социума в другую социальную систему. Выделены различные модели подобного включения: централизованная с копированием институтов принимающего социума; квазицентрализованная с трансплантацией модифицированных институтов; автономистская с трансплантацией отдельных институтов принимающего социума; автономистская с трансплантацией модифицированных институтов. Проанализированы механизмы, посредством которых может осуществляться слияние. Показана их зависимость от институциональной среды принимающего социума. Например, при инкорпорации части Ливонии в Речь Посполитую использована модель, основанная на трансплантации на приобретенные территории институтов (в первую очередь политических) Речи Посполитой, для чего задействован механизм положительной (стимулирующей) обусловленности в отношении дворянства, без акцента на его стратификацию. Швеция использовала модель включения Эстляндии и Лифляндии на условиях их автономизации при осуществлении трансплантации экономических, политических, социокультурных институтов, в том числе гибридного типа, применив механизмы положительной обусловленности и социализации в отношении более широких слоев населения. В основе российского подхода — определяемый фактором безопасности выбор различных моделей слияния, включая автономистскую с внедрением на новых территориях институтов гибридного типа и централизованную с распространением институтов Российской империи. В качестве механизмов слияния задействованы формирование остзейской сословной структуры и обусловленность — положительная в отношении высших сословий и отрицательная (ограничительная, репрессивная) в отношении низших. В целом на характер слияния социумов и институциональные трансплантации на присоединяемых территориях оказывает влияние фактор наличия государственного прошлого этих территорий и степень его совпадения с институциональной структурой центра.

This article adopts the historical neo-institutional approach to analyse the dissolution of the Livonian Confederation and the ensuing reshaping of the Baltic region in the 16th-19th centuries. These historical events are employed to describe the post-bifurcation incorporation of a society in a different social system. Several inclusion models are identified. The centralised model suggests that the incorporated society reproduces the institutions of the incorporating society. Modified institutions are transplanted to the incorporated society within the quasi-centralised model, whilst only selected modified institutions are transferred within the autonomist one. The author analyses mechanisms playing a part in state mergers and emphasises their dependence on the institutional environment of the incorporating society. For instance, a part of Livonia was incorporated in the Polish–Lithuanian Commonwealth (PLC) through transplanting PLC institutions, primarily political ones, to the newly acquired territories. To this end, a mechanism was developed to encourage cooperation from the nobility without further stratification. Sweden, however, acted on the autonomist model when incorporating Estland and Livland. Economic, political, and sociocultural institutions, many of which were of hybrid type, were transplanted, whilst socialisation mechanisms and incentives applied to a wider section of the population. The Russian approach, which had at its core security considerations, combined autonomist elements (establishment of hybrid institutions in the new territories) and centralised components (propagation of Russian imperial institutions). The merger mechanisms included the creation of an Ostsee estate system and incentives for the higher estates coupled with repressions against commoners. Overall, the nature of state mergers and institutional transplantations depends on whether the incorporated territories have had a history of statehood, another significant factor is the degree of similarity between the institutions of the acquired territories and the metropole.

Оценка влияния интеграционных процессов в различных регионах мира на динамику изучения и использования различных языков традиционно рассматривается в научной литературе через призму социолингвистики или концепции «мягкой силы». В статье предлагается и реализовывается другой концептуальный подход к анализу данных процессов — с позиции измерения различных сторон конкуренции языков. Инструментами измерения выступают индекс языковой интеграции, коэффициент полиязычия и индекс языковой монополизации. В качестве объекта реализации данного подхода выбран Балтийский регион. Целью статьи выступает оценка влияния интеграционных процессов на конкуренцию языков на основе анализа динамики рынков языков Балтийского региона. Задача статьи — оценить влияние интеграционных процессов в Европейском союзе на использование языков в выбранном регионе. Эмпирической основой исследования выступают данные Евростата, Евробарометра и официальных органов статистики стран Балтийского региона. Результаты работы показывают тенденцию к росту полиязычности населения стран — участниц интеграционных объединений. При этом развитие интеграционных объединений ведет нме к формированию языка-гегемона, а к усилению и взаимопроникновению языков ведущих экономических государств в рамках данных объединений. Уровень развития товарных рынков тех или иных государств и привлекательность их рынков труда выступают основным фактором, определяющим динамику спроса на язык. На основе проведенного анализа делается вывод о том, что экономическая и политическая интеграция государств детерминирует возникновение двух гетерохронных процессов в рамках развития высокоинтегрированных надгосударственных объединений: а) тенденции к росту монополизации «языкового рынка» интеграционного объединения и «языковых рынков» субрегионов данного объединения; б) тенденции к снижению монополизации на внутригосударственных «языковых рынках» стран — участниц данного объединения.

In the literature, the impact of integration processes on language learning and usage is traditionally evaluated either through the prism of sociolinguistics or soft power. This article proposes a new conceptual approach based on measuring various aspects of competition between languages by the language integration and monopolization indices, on the one hand, and the polylingualism coefficient, on the other. The approach is applied to the situation in the Baltic Sea region of the EU. The article uses data from Eurostat, Eurobarometer, and the Baltic statistical offices to analyze the performance of Baltic language markets by assessing the impact of the EU integration on the use of languages in the region. The findings show a growing tendency towards polylingualism in countries participating in integration associations. Integration bodies, however, do not give one language precedence over others but encourage convergence of the languages of their leading economies. The main factor behind a language’s popularity is the strength of commodity and labor markets in the country where it is spoken. The authors conclude that close economic and political integration stimulates heterochronous processes in supranational associations. The first is increasing monopolization in the language market of the association and the language markets of its sub-regions. The second is the decrease in monopolization in national language markets.